Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помощь пришла от тёти Симы – она схватила маму за локоть и потащила её к своей лодке. Лев, почуяв суматоху и неуверенность, объявил, что передумал отдыхать и решил поработать. Ему даже слова никто не сказал – прямо главный семейный работник! Мне бы так уйти не разрешили.
Только всё стало налаживаться, как вдруг папа сообщил, что в его лодке что-то не так с уключиной. Погрузка мяса отложилась – дядя Паша поспешил на помощь. Пока они возились с веслом, я оценила обстановку. Рассадка была идеальной:
• лодка № 1: папа, Паша, пледы, мясо;
• лодка № 2: Сима, Тоха, мама.
Это значило, что моё место – в моторке. Всё-таки в начале того великого похода меня не было, поэтому я имела полное право отправиться к острову одна.
Ладожское озеро, 21 сентября, 19:55
Как я впрыгнула в лодку и завела мотор, не помню. В памяти обрывок – прямо настоящее кино:
Красивое озеро. Ранняя осень. У берега покачиваются две лодки.
В одной лодке двое мужчин чинят весло.
В другой – две женщины и мужчина. Они тепло беседуют.
Вдруг один из чинивших весло вскакивает, машет руками, хватается за голову, что-то кричит – у него истерика. Его напарник тревожно смотрит вдаль.
Во второй лодке разговор прекращается, все оборачиваются, открывают рты и хватаются за сердце.
Все следят за моторной лодкой, которую ведёт девочка-подросток.
Брызги.
Шум двигателя.
Свобода.
Ладожское озеро, 21 сентября, 20:13
Примерно через полчаса катания стало жарко. Я стянула шапку, заглушила мотор, потом избавилась от куртки. Кстати, мешок с углём – отличная подушка. Сердце угомонилось вместе с лодкой. Сначала оно стучало почти в такт покачиванию, потом и лодка, и сердце почти остановились. Наступила пугающая тишина. Молочное не бо нависло огромным потолком. Я закрыла глаза и, наверное, даже заснула.
Проснулась или от кряканья утки, или от дрожания телефона. Что было первое, не помню. От мамы семь звонков, от папы одно сообщение – ссылка на координаты пикника. Больше ничего. Но и без слов было понятно, что нужно возвращаться.
Остров оказался рядом, компания отлично просматривалась: лодки, дым костра, жёлтые одеяла. Увидев меня, все вскочили с земли и замахали руками. Но так как я совсем не соскучилась, причалила только после двух кругов вокруг острова. Хотелось ещё и третий, но папа сложил руки в запретный крест.
Берег встречал восторженно:
– Лихо у тебя получается! Научишь? А то я и не знал, что моя лодка такие кренделя выписывает.
– У тебя на воде крышу сносит, что ли? То вдруг родишься, то куда-то умчишься! Родиться-то помогли, а вот догнать тебя вряд ли получится.
– Почему без куртки? Ты не замёрзла?
– Оленька, мы под впечатлением.
В костре потрескивали сухие ветки, пахло жареным мясом. Хорошо, что дядя Павел успел закинуть в моторку только уголь, иначе бы меня встречали по-другому: сытые туристы – не голодные. Из всей компании злым был только папа – может, поесть не успел?
– Мозги есть? Бензина сколько осталось? Обратно хватит? – строго спросил он и, не ожидая моего ответа, пошёл проверять индикатор бака.
Ладожское озеро, 21 сентября, 20:40
После того как восторги и воспоминания закончились, мне выдали бумажную тарелку, на одной половинке которой лежал кусок подгоревшего мяса, а на второй – дымящаяся картофелина. Мясо было тяжелее, поэтому свалилось первым, картошка полетела следом. Но я совсем не расстроилась – есть ни капельки не хотелось. Вот ягодный чай понравился, только после него стало жарко.
Когда я кашлянула, мама насторожилась. Она приложила руку к моему лбу и страшным голосом сказала, что нужно срочно обратно. Дядя Паша сказал, чтобы я и мама быстро шли в моторку, но папа его остановил:
– Топлива на десять минут. Не доедешь.
Дядя Паша сломал ветку и прищурился. Немного подумав, он скомандовал:
– Всем срочно в лодки! Вещи не собирать! Вечером пришлю человека, он всё сделает.
Папа потушил костёр. Дальше ничего не помню, кроме колючего пледа, влажного воздуха, плеска воды, дыхания мамы и мягкого покачивания – всё было очень знакомо. Я заснула. Кажется, мне снились часы, стрелки которых бешено крутятся назад.
Ладожское озеро, 21 сентября, 21:10
О! Идём в баню. Греться. Лечиться. Дядя Паша пообещал, что там всё как рукой снимет – эвкалиптовый веник творит чудеса. Не знаю, ноги еле волокутся. И дышать тяжело.
СПб, 22 сентября, 20:15
Ночью температура стала ещё выше, поэтому меня отвезли в больницу. В палате четверо: я, две первоклашки с бронхитом и двенадцатилетняя Настя с астмой. Кашляем как четыре Свиллиса, хотя нитки не проглатывали, пояса не грызли. Снежа, спасибо за твой подарок! Я – суперпобедитель конкурса «Лучшая пижама». Извини, что отказывалась и говорила «Спасибо, не надо», – я даже не думала, что в пакете, который ты мне сунула в аэропорту, окажется тот радужный единорог.
Здесь ничего интересного. Вообще ничего. Самое скучное – это капельницы. Сегодня уже четыре. Они хуже уколов. Укол больно, но быстро, а капельница – это мучение временем. Жаль, что воспаление лёгких по-другому не лечат. Олег Борисович – мой врач – говорит, что я здесь на две недели, не меньше. Может, даже на месяц.
Мама рядом. То жалобно смотрит, как будто я подстреленная птица, то вдруг заводится. Иногда на неё что-то находит, и она начинает допрос – почему-то она решила, что куртку в лодке я сняла не просто так:
– Ты это специально? Чтобы заболеть и остаться? Глупо. Всё равно мы уедем.
Я качаю головой.
– Нет. Просто слон…
– Лёля, какой слон?
– Я забыла отдать деду слона.
– Какого слона?
– Чёрного. Он в кармане чемодана.
– Хорошо. Спи, спи.
Накрыв меня одеялом, мама уходит. Её шаги становятся всё тише. Голос тоже уже в тумане.
– Олег Борисович, температуры давно нет, но бред так и не проходит.
– Ничего страшного. Всё своим чередом. Выправится, не волнуйтесь, мамаша. Всё своим чередом…
Глава восьмая
С корабля на корабль
Апатиты, 9 октября, 20:15
Журнал закончился. Новый папа не подарил – пишу в обычной тетрадке. Хотела бросить, но не получилось. По привычке перед записью смотрю на часы, но в тетради графы «время» нет, окошка для даты тоже. Уже много чего нет, не только журнала. Больше нет пневмонии, длинных волос, сентября и Питера.
Дедушки Вали тоже нет.
Волосы отрастут, дату и время можно писать без всяких таблиц, сентябрь через год вернётся, Питер когда-нибудь тоже.
А Валя – нет.