– Истинная правда. В Красноярск за последнее время вошёл седьмой по счёту состав с боеприпасами, обмундированием, оружием. Помимо этого постоянно идёт снабжение бунтовщиков по другим каналам, в том числе при активном участии продажных политиканов, окопавшихся за границей и желающих нагреть руки на готовящейся войне. Благодаря им, мятежники через морские порты Дальнего Востока получают тяжёлое вооружение, реактивные установки, бронетехнику. В отличие от нас оппозиционеры времени не теряют. Война неизбежна, Андрей Николаевич, как бы вы, я или кто-то другой ни относились к этому. Собственно, она уже началась.

Воронков приподнялся, посмотрел в свою пустую кофейную чашку, стоящую на столике, и отодвинул её. Опять откинулся в мягком кресле и размеренно забарабанил пальцами по большому валику подлокотника.

– Пойдёмте спать, Александр Васильевич, – предложил Савельев. – Недаром говорят: утро вечера мудренее.

– Да, пора, – согласился Воронков. – Но прежде я хочу сказать вам вот что. Поскольку вы с некоторых пор лишены возможности выполнять свои обязанности по гражданской службе, и являетесь, так сказать, моим официальным рупором, то получаете пусть формальное, но повышение. Ваш отдел переходит в подчинение штаба армии.

– Приятно слышать, – вежливо улыбнулся Андрей Николаевич. – Надеюсь, и оклад теперь у меня будет повыше? – пошутил он.

– Разумеется, – оценил его шутку новоиспечённый командарм.

Вдруг он стал серьёзен, помолчал недолго и сказал:

– Отправляйте своих подальше из страны, Андрей Николаевич. Вы знаете, что попасть на какой-либо авиарейс сейчас практически невозможно. Я помогу решить эту проблему. Полагаю, с пересечением пока ещё существующей границы вашими родственниками вопросов не возникнет?

Савельев пристально посмотрел на собеседника.

– С этим всё в порядке, Александр Васильевич. Благодарю вас. С супругой я поговорю сейчас же, а с детьми завтра. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Андрей Николаевич.

* * *

Совместная жизнь Ивана и Натальи наполнилась нежностью и страстью. Почти как у молодожёнов. Только чувства их были уже другими, но не менее сильными, чем в молодости, когда сходят с ума от любви.

Их счастье омрачали непростое время, насыщенное тревогой за будущее, да непонимание и отчуждение дочери и пасынка, а ещё чувство вины Никитина перед женой.

По молчаливому согласию об этом не говорили: слишком уж хрупким оказалось оно, это самое нежданное-негаданное счастье.

Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, получать талоны на продукты и остальное, Иван обратился сначала в полицию, заявил об утере паспорта, который на самом деле оставил в посёлке, а потом в военкомат, где его тоже проверили и сразу мобилизовали. Это стало очень неожиданным, но Никитина успокоили: мол, дома ночевать будешь, а утром как штык на разгрузку вагонов и прочие необходимые работы… Что? Каменщик, говоришь? Значит, будешь таскать камни, хе-хе.

Стал Иван с утра и на весь день уходить на работы. Таких военнообязанных мужиков из местных набралось много по всему городу. Прежней-то работы не было, фирмочки и компании закрылись, а семьи кормить надо. К делу пристроили всех. Город активно готовился к грандиозной обороне. Народ невесело шутил – второй Ленинград, мля…

Многие женщины сидели по домам, не желая работать не по профессии, поэтому числились иждивенцами, получая пониженную отоварку. С несовершеннолетними и неработающими пенсионерами было то же самое.

Привыкшие к достатку и комфорту люди роптали. Мол, что это такое?! Почему дети и неработающие должны получать меньше?

Эти многие никак не могли или не желали понять: не будет уже прежней сытой жизни с супермаркетами, бутиками и развлечениями.

Незримая черта навсегда разделила всё и всех на «до» и «после».

Для желающих женщин работа нашлась. Кто-то занимался учётом-подсчётом на складах, кто-то нормировщицами и прочими счетоводами. Вновь заработали школы и детские сады. Сфера обслуживания кое-как зашевелилась.

Военные быстро навели порядок, организовали подачу электроэнергии и тепла от местных ТЭЦ. Красноярская гидроэлектростанция, подконтрольная оппозиции, опять начала обеспечивать город.

Не сказать, что всё стало по-прежнему. Проблем хватало. В квартирах холодно, вода едва тёплая, электроэнергия почему-то с перебоями. Но в целом плачевная до прихода военных ситуация выровнялась.

Наталья, прежде державшая небольшой салон красоты, сумела возродить свой бизнес. Пока существовала проблема с электроэнергией, нечего было и думать об этом.

Даже в непростое время, женщины хотели выглядеть хорошо. Не стало уже, конечно, всяких экзотических процедур и услуг, предназначенных для опустошения кошельков небедных дам. Всё свелось к элементарным стрижкам, маникюру-педикюру, да иногда солярий работал, если напряжения в сети хватало. Вот и всё. Но и этому женщины радовались. Правда, посетительниц уменьшилось по сравнению с прежними временами.

Поскольку деятельность Натальи не являлась важной в понимании городской власти, ей талоны не полагались. Впрочем, она и не настаивала. Клиентки несли, что могли: деньги, драгоценности, те же продукты.

Будучи натурой деятельной и пробивной, женщина решила вопрос с охраной заведения не какими-то там пенсионерами или прыщавыми студентами, что прежде подрабатывали охранниками, где придётся. Её заведение посменно охраняли два капитана и один старлей. Делали они это втихомолку от своего начальства и пока проблем не возникало. А за это жёны офицеров пользовались бесплатными услугами салона. Так что все были довольны.

И всё было бы не так плохо, если бы не Ксенька с Романом.

Их непонимание беспокоило. Хоть и решили Наталья и Иван не говорить об этом, но проблема не решалась. Оба сознавали, что придётся не просто говорить, а что-то делать. Жить так дальше и замалчивать очевидное невозможно.

Очередной вечер Иван и Наталья коротали по обыкновению вдвоём.

Монотонно работал телевизор. Это случалось нечасто не только по причине недостаточности или отсутствия электроэнергии, но и с сигналом что-то были нелады – то ли глушили его специально, то ли из-за повсеместной неразберихи никто толком не занимался этим вопросом. Из многих каналов нормально функционировали только государственные. При этом никаких развлекательных передач и сериалов. Отсутствие привычной и надоедливой рекламы воспринималось на «ура», но она настолько укоренилась в сознании, что первое время было даже как-то непривычно.

По всем каналам в режиме нон-стоп крутили новости, аналитические передачи, журналистские расследования.

Телевизор смотрели редко и только вечерами, потому бесконечный поток информации не утомлял, хоть и нёс в себе сплошной негативный посыл.

В мире было неспокойно: почти везде стреляли, лилась кровь, а если не воевали, то бастовали, митинговали, жгли, ломали, дрались с полицией…