Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Таблетки принимала?
– Куда ж без них, – без улыбки на этот раз ответила женщина. – А ты что не спишь? Государственные заботы покоя не дают? – всё же пошутила она.
– Да какие там государственные, – хмыкнул Андрей Николаевич, присаживаясь на стул напротив матери. – Я временно не выполняю своих обязанностей на государевой службе. С некоторых пор другим занят. Да ты знаешь.
Мария Евгеньевна кивнула.
– Замаялся? – спросила она заботливо.
Савельев привстал, подвигая стул ближе. Теперь он сидел совсем близко к матери.
– Да, мама. Но не телом – душой. Всё куда-то несусь, некогда остановиться, задуматься о вечном, а жизнь как будто мимо прошла. Дети уже выросли, а я всё никак не могу осознать, что мне за сорок перевалило и я начинаю стареть.
– Что ж мне тогда говорить с моими шестью десятками с хвостиком? – улыбнулась женщина.
– Да, правда, – смутился Савельев. – Вот видишь, я даже сейчас говорю о себе.
– А ты говори, Андрюша, говори, – мать погладила сына по голове. – Мне можно обо всём рассказать.
Андрей Николаевич взял руки матери и прижал её ладони к своим щекам.
– Я виноват перед тобой, мама. Прости меня, я так мало времени уделяю тебе.
– Ну что ты, Андрюша. Я же всё понимаю. У тебя работа, семья.
– Да. Но к чёрту эту работу, я за ней теряю главное – свою жизнь! Опять я о себе… А-а! Да ладно, что уж теперь. – Андрей Николаевич вздохнул, помолчал и заговорил снова: – Знаешь, мам, я недавно вдруг понял, что совсем ничего не знаю о твоей молодости. Ты для меня всегда была взрослой, и я это воспринимал как данность. Но ведь ты же когда-то была маленькой девочкой, росла, в школу ходила, закончила. Как ты с папой познакомилась, а?
Глаза Марии Евгеньевны заблестели слезами.
– Мам, ну, прости!
– Всё хорошо, Андрюша, – женщина сглотнула слёзы и промокнула глаза мятым платочком, извлечённым из кармана цветастого халата.
– С твоим папой я познакомилась на танцплощадке. Он туда с друзьями постоянно приходил. Ничем особенным не отличался, а мне глянулся. Я его сама на «белый танец» пригласила. Только не сразу, присматривалась долго.
– А он что?
– Что-что, – улыбнулась женщина. – А он танцевать не умел и все ноги мне оттоптал. Я ещё тогда подумала: вот увалень, а с виду вроде нормальный.
– Ну и?
– Ну и ничего бы не было дальше. Да только он пристал как банный лист. Так всё и началось со временем. Так и появился ты на свет. Маленький крикливый вредный! – женщина счастливо улыбнулась. – Намучалась я с тобой, зато какого вырастила! Андрюша… Ты ведь по делу пришёл? Сознавайся.
– По делу, мама, – вздохнул Савельев. – Такой вот у тебя сын. Просто так к матери зайти у него времени нет, а на всякую ерунду – есть.
– Перестань. Выкладывай свою тайну. Как раньше, помнишь?
Андрей Николаевич отнял ладони матери от своих щёк, сжал их легонько.
– Мам, тебе нужно уехать вместе с моими за границу. Уехать в ближайшее время.
– Куда я поеду, Андрюша? Я ведь по твоим заграницам никогда не была, даром ты на меня все документы выправлял.
– Вот теперь появился очень хороший повод сделать это. Но лучше бы повод был другим.
– Это из-за недавних событий?
– Да, мама. Началась гражданская война. Я только что разговаривал с нашим постояльцем Александром Васильевичем. Это он посоветовал мне отправить вас подальше из страны. Я и сам об этом думал постоянно и хотел сделать, но всё на что-то надеялся. Теперь последняя надежда ушла. Здесь скоро начнётся настоящая бойня. Ты ведь знаешь, у нас середины не бывает.
– А как же ты, Андрюша?
– Я? Я приеду, как только смогу.
– Не лги мне. Что ты задумал?
– Знаешь, мам, наверное, это выглядит глупо и за версту отдаёт пафосом, но… Сегодня Александр Васильевич мне показался не просто военным человеком. Я в нём увидел мужчину, патриота болеющего за свою страну. Так кто, если не он, не я, не все мы? Кто спасёт Родину?
– И вправду глупо. От кого спасать собираетесь? От народа?
– Да, мам, ты права. Глупо. В гражданских войнах правых и виноватых не бывает. И сейчас, как и сто лет назад, народ разделится.
– Нет, сын. Народ разделите вы – чиновники новой формации, ставшие очень далекими от простых людей. Разделите его за свои интересы, а не за народные. Страсть наживы затмила пред вами всё. Люди долго терпели. А вы воровали и были уверены, что воровать можно бесконечно, главное – умеючи. А народ… А что народ? Бог терпел и нам велел. Да? Если бы нами управляли идиоты, это было бы унизительно и постыдно, хоть в петлю лезь. Но нами управляют мерзавцы. Это обидно до смерти, однако, как ни странно, привычно.
– Зачем ты так, мама?
Не накрашенные блеклые губы женщины тронула грустная улыбка.
– Зачем? Разве ты хочешь остаться не для того, чтобы защитить свои интересы, чтобы всё вновь стало как прежде? Может быть, ты всё-таки сделаешь усилие над собой и по-настоящему откроешь глаза?
– Осуждаешь?
– Как я могу осуждать тебя, Андрюша? Я всегда гордилась тобой, горжусь сейчас и люблю. Ты мой сын. Я понимаю, что ты всего лишь винтик в большом механизме, в этом твоя беда, и таких, как ты.
– Но так было всегда. Всегда были винтики и шестерёнки, благодаря им механизм работал. И если винтик изнашивался или мог подвести в ответственный момент, его заменяли. Никому не было дела до этого винтика. И сейчас нет. Незаменимых винтиков и шестерёнок не бывает.
Андрей Николаевич коротко вздохнул, отпустил руки матери, откинулся на спинку стула.
– Мам, это бессмысленный разговор. Ты должна уехать вместе с моими.
– Андрюша…
– Мама, ты должна ехать. Понимаешь? Должна. Тогда я буду спокоен за вас. Мне нужно, чтобы ты присмотрела за внуками и за супругой моей. Она тебя слушается. Вы ведь ладите?
Женщина кивнула.
– Нелегко ей, с её-то характером и привычкой руководить, но, по крайней мере, делает вид, что слушается, – с улыбкой произнесла она.
– Вот и хорошо. В Швейцарии тихо, а мне здесь спокойнее будет.
– В Швейцарии?!
– Я же говорил, мы там купили дом.
– Да, припоминаю. На скромные сбережения от зарплаты купил?
– Перестань, мама! Ну, зачем ты так? Ты ведь знаешь, что у моей Натальи хорошо отлажен бизнес.
– Знаю. Благодаря твоим связям.
– Не без этого, конечно. Но на одних связях стабильно работающую фирму не построишь.
– Что мне там делать, в этой Швейцарии, Андрюша?