– Сравниваешь?

Я не стал оборачиваться, его появление ощутил. Да он и не прятался, трудно скрыть что-либо от самого себя.

– Стараюсь этого избежать.

Он подошел вплотную, остановился за правым плечом. Оглянись я сейчас, увидел бы айлара Дарианы-2, Альтерры, как мы ее называли. Вот только в знакомом каждому жителю этого мира теле сейчас находилась душа совершенного иного Вилдора. Вместо меня – Владыки – последние две луны им правил Защитник, мой первообраз.

– А вот я не удержался.

В его голосе мне послышалась горькая усмешка. Уточнять не стал, его память была при мне, и я мог без труда понять, к чему именно относилось пробившееся сквозь барьеры выдержки чувство. Одно-единственное событие резко развело наши миры в разные стороны.

За прошедшие две тысячи лет нам удалось достичь того, что только предстоит сделать его сыну.

Но я не торопился спрашивать, готов ли он был потерять надежду ради того, чтобы добиться подобного. Я пришел сюда, чтобы задать другой вопрос. Но неожиданно для себя растерялся. Впервые за свою жизнь.

– Олейор нарушил договоренность. Он был на Земле.

Его ответ прозвучал беспощадно:

– Он ее любит, как и она его. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Изменить это может только одно – та встреча.

Слова ранили, будоражили память, которую я обрел, но теперь мечтал потерять. А еще они наводили на мысль, что из нас двоих он знает больше, чем я. И чтобы так случилось, я должен был на это согласиться.

Сейчас я об этом жалел.

– Я не позволил ему поговорить с ней.

С ответом он не задержался:

– Я бы тоже не позволил. Но это не значит, что ты поступил правильно. Когда все закончится, ей будет трудно.

Отстегнув лицевой платок, я откинул капюшон на спину. Мне было тесно. От непонимания, заставлявшего сомневаться, от обстоятельств. В каждом из миров я был вынужден рыскать голодным хасаром. Хотелось вырваться, выпустить на свободу своего зверя, дав ему утолить жажду крови, ощутить свою мощь, вновь поверить в то, что именно я контролирую ситуацию.

Я резко обернулся. Не знаю, что я надеялся увидеть на лице того, кто сумел обмануть собственную смерть. Если только рассмотреть в глазах ответ раньше, чем он его произнесет.

– Ты ведь помнишь все?

И я его получил:

– Это было твое решение. Себе ты не доверял.

– У меня были для этого причины? – уточнил я, предполагая, что он скажет.

Но прежде чем удостоверился в этом, был вынужден последовать за ним.

Встреча с Олейором вызвала у меня странные чувства. Не я вел игру на Дариане, пытаясь заставать Леру ощутить свое предназначение, не я, осознав, что невозможно возродить обратившееся в прах, поставил ее на кон, уходя с арены, но именно я видел в нем соперника, отнявшего у меня самое дорогое.

– Скорее, – он, сбросив маску бесстрастности, усмехнулся, став похожим на того ялтара, каким видела его Лера в редкие мгновения их взаимопонимания (у двух Вилдоров: меня и того, каким он был до своего триумфального ухода, было одно лицо), – тебе последние лет триста не хватало моего совета талтаров. Твои подданные позволили тебе потерять звериную хватку, признав, что их устраивает жизнь под твоей властью.

Мне ничего не оставалось, как, соглашаясь, кивнуть. Теперь, когда у меня был доступ к его воспоминаниям, я имел возможность сравнить его жизнь и свою. Да, мне пришлось очень тяжело, пусть я и стал правителем своего мира четко в соответствии с кодексом. Тот день, когда я произнес клятву айлара Альтерры, был первым, который мне позволили увидеть выставленные блоки. Но мне еще не дано было узнать, почему в то утро я метался по собственным покоям, не в силах усмирить свою ярость.

– Потому ты и согласился сыграть мою роль?

Мы остановились на краю уступа. В отличие от ялтара, любившего тихие озера, меня привлекало буйство воды. С той стороны ущелья обрушивал свою мощь на каменное дно красивейший в нашем мире водопад. Это потом, спустившись в низину, он обернется широкой и вальяжной рекой, здесь же он неукротим.

– Кто-то из моих предков совершил ошибку, породив вас. Почему бы не помочь ее исправить?

– Не хотел бы я стать палачом собственному сыну, – озвучил я то, что он не посмел сказать.

– Надеюсь, мне и во второй раз удастся избежать этой участи.

Когда-то мы были с ним не просто похожи, мы были одним целым. В момент корректировки наши миры на мгновение слились, чтобы вновь пойти каждый своим путем. Разрушенным оказалось все, что мы создавали. Многие из тех, кто жил до этого на Альтерре, перестали существовать, их место заняли другие.

И я благодарил Хаос и свой первообраз, что за время моего правления такого больше не повторилось. Само осознание факта, что это может произойти вновь, способно было лишить сил идти дальше.

Это уже позже, когда меня посетила неожиданная мысль попытаться не только отыскать источник этой напасти, но и научиться прогнозировать подобные события, я нашел Сартариса. Он загорелся этой идеей.

Воспоминание о начальнике управления контроля вероятностных прогнозов вернуло меня еще к одному волнующему меня вопросу.

– Как много помнит Кадинар?

Мы не друзья, не враги, не соперники. Но прочувствованное удовлетворение моей сообразительностью я оценил весьма высоко.

– Он – мой гарант рядом с тобой.

Ответ слишком многословен, значительно короче произнести лишь одно – все. Но это тоже игра. Наша с ним игра. Не против друг друга – за то, что считаем достойным этой игры.

И я без малейшего недовольства не только выслушиваю то, что он сказал, но и делаю вывод, приоткрывающий мне происходящее в последнее время. Кадинар помнит все, и память вернулась к нему не больше двух дней назад. Потому он с трудом и сдерживается, находясь поблизости. Допустив в себя грань души своего господина, он вынужден принять и меня.

Но что же вызывало в нем отторжение?! Сложившаяся ситуация?

Нет. Сама задумка все еще мне недоступна, как и события, предшествующие ритуалу, но я понимаю, что помощник и друг Вилдора просто не мог не присутствовать при них. А значит, тогда он был согласен с необходимостью этого.

Что же происходит теперь? Что заставляет его раз за разом терять присутствие духа, встречая меня или Леру?

Алена? От этой версии я отказался сам. Да, потеря девушки лишила его самообладания. Но на одно мгновение, которого хватило, чтобы принять решение. Он знал, что у него есть только один способ вернуть потенциальную Единственную – идти вместе с нами до конца.

– Подобная сложность оправданна?

Он обернулся ко мне, вновь удивив. Теперь уже отеческой заботой, которая была в его глазах. Что ж… он имел право и на нее.