Невиданное Солнце

Мария стремительно и упорно продвигалась через снежно-ледяную гладь. Позавчера скрежетал мороз и носилась пурга. Вчера пришло тепло, и начало таять, а сегодня ночью всё снова замёрзло.

После пройденного пути Донецк-Макеевка остался в двенадцати километрах позади. По дороге Мария наткнулась на заброшенную деревню. Отец указывал, что в этом случае, она двигается в нужном направлении, и ей следует остановится там на ночь. Но она смогла пробыть там лишь четыре с небольшим часа: не спалось. Так что график в данный момент соблюдался с опережением.

Вокруг уже довольно давно было светло, но не до конца — только Небо, остальное освещалось за счёт него. Мария не понимала этот факт: как может быть светло, когда нет Солнца.

Но становилось ещё светлее, и вот краешек светила показался из-за горизонта. Лучи бегали из стороны в сторону и раздавали своё тепло. Затем поднялась крона, ещё более яркая, чем всё остальное. Прошли несколько минут и то самое, сильное всевластное Солнце открылось перед Землёй.

Мария первый раз видела рассвет, и он показался ей великолепным и прекрасным. Отец предостерегал её от этой красоты: «Солнце красивое и доброе, но смотреть на него нельзя больше минуты. И я прошу тебя не делать этого. Побереги зрение, оно тебе пригодится. И береги от этого своего ребёнка. Солнце не любит причинять людям вред».

И дочь ни на мгновение не подумала нарушить слова родителя, собственно, как и всегда до этого. Она даже не смотрела на само Солнце — только на его лучики, они резвились и играли на горизонте.

Мария вспомнила мужа. «Он должен увидеть эту прелесть. Это чудесно». Она подумала, как было бы здорово иметь где-нибудь здесь небольшой деревянный домик, можно будет мирно жить и растить детей. Муж будет работать в поле — в таком поле будет отличный урожай, а она будет прибираться в доме, готовить еду, такую же любимую как всё окружающее, и в этом им будут помогать их дети, и весь день, пока муж будет работать, она будет мечтать о нём, и когда он будет возвращаться, она будет чувствовать себя самой счастливой на этой земле. Мария хотела двоих детей: мальчика и девочку. Со временем уже дети будут заботиться о родителях. И это будет замечательная семья, та, которую нужно строить всю жизнь и ни на секунду не сомневаться в ней. Мария мечтала, чтобы всё было именно так: и муж, и дети, и деревянный домик, и не понимала, как это возможно, когда идёт война.

«Интересно, а в мирное время любить также легко?» — спросила Мария сама себя, продолжив целеустремлённо шагать вперёд. Она тут же выкинула этот вопрос из головы: «А, если нет. Тогда получится, что война лучше. Получится, что мир и любовь не совместимы. Это же будет невыносимо. И это будет неправильно. И поэтому думать об этом не надо… Мир и Любовь совместимы. И только так может быть…»

Мария прошла ещё несколько метров и слегка вздохнула: «Ах… как оказывается тяжело человеку, который не знает, что такое мир».

Обратная сила

Гавриил открыл глаза, ему было хорошо и легко на душе. Но тут он понял, что нет вокруг никаких лугов, а его сын мёртв. Если бы сердце не было каменным, оно точно заплакало: слишком тяжело всё это вокруг.

А вокруг, во-первых, всё было темно. Во-вторых, Тихомиров уже ушёл, остальные ещё спали. Значит сейчас без пятнадцати шесть, без пятнадцати начало рабочего дня.

Диктатор поднялся на ноги и двинулся к выходу.

Спустя три минуты он стоял уже в 1-ом секторе, выслушивая доклад своего зама Богатого. Как и ожидалось, чумы ни на грамм не сбавили веса. Но это совершенно не имело никакого значения. Сегодня день будет другим.

Тихомиров шёл по коридору. И до кабинета карака ему оставалось семь метров.

У двери стояли двое. Вид их ничем не уступал остальным им подобным, их отличала форма. Иван в жизни такой ещё не видел: чёрная, злая и циничная. На правом рукаве сверкал бледно-серый символ Империи — чумной клык с капающими с него каплями крови, на левом — удерживаемый обеими руками меч клинком вверх; знак СЧК. Чёрные штаны удерживались таким же чёрным ремнём с серебристой пряжкой в виде щита с изображённым на нём клыком. Погон, как у чумов обычных бур, вместо них вышито по треугольнику с рисунком на обоих кончиках воротника. На этих двоих стояли не закрашенные треугольники.

На приближающегося к ним Тихомирова эти двое не обращали внимания, пока он сам это не сделал: «Хозяин, у меня донесение для карака». Добавить к этому слово «срочное» опасно — чумы никогда не видели ни в одном человеческом деле ничего срочного.

Тот, что стоял справа видимо обиделся, что с этими словами обратились не к нему, а к другому. Это была первая ошибка Ивана: он проявил «личность» и без видимых причин выделил из двух «одинаковых» чумов одного. К кому бы из них он не обратился по-отдельности, всегда можно было бы спросить: «А почему к нему? Почему не к другому?» Раньше Тихомирову не приходилось попадать в ситуации «выбора», и теперь он знал, как поступить в следующий раз, но в этот ошибку он уже совершил.

«Что ты хочешь?» — спросил первый.

«Нет, подожди… — перебил его второй и шагнул вперёд, к человеку. — Как тебя зовут?»

«Мой номер 56138684Б2» — без промедления ответил разведчик. Этот обыгранный момент, к сожалению, ему вовсе не помог.

«Зачем ты здесь?»

«Служить Империи», — опасность этого вопроса состояла в том, чтобы не сказать «Я».

«Ты заслуживаешь смерти?»

«Хорошо я влетел», — подумал Тихомиров и, поклонившись, ответил: «Это в твоей власти, хозяин».

Никто не знает, сколько бы могло это продолжаться, если бы не открылась дверь, и оттуда не показалась бы Ананхр. Очевидно, там была хорошая акустика, и эта глупая болтовня ей не понравилась.

«С чем ты пришёл?» — спросила она. В глазах витала маска работы во всех вариациях времени. Никто сейчас и не знал, кто её больше не устраивал: человек, слегка не уложившийся в неписаные нормы или сотрудник СЧК, распоряжающийся её временем, как своим собственным.

«Ну вот, она меня уже во второй раз спасла», — улыбался в душе Тихомиров и, вставая на колени, доложил: «Хозяин, нам грозит опасность. Всем честно трудящимся людям