Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У К. А. дрожат губы.
— Все будет хорошо, — мягко увещевает Ингмар.
К. А. молча смотрит ему в глаза.
— Если б ты мог разыскать Блумквиста и его команду, мы бы сегодня съездили на машине посмотреть место самоубийства.
Сквозь стеклянные двери ресепшена Ингмар видит Бритт Арпи[42]. Он отворачивается как раз в тот момент, когда та открывает рот. «Бергман», — слышится у него за спиной.
Он убегает, чтобы не слышать ее слов о телеграмме, которая пришла утром.
Быстро идет по коридору.
Ударяется о стеклянную стену и, перевернувшись, вспархивает к потолку, отскакивает, залетает под стеклянный колпак и, обжегшись о раскаленную лампу, падает на пол. Обогнув угол, слетает по лестничному пролету и переходит на шаг.
Останавливается, непонятно зачем глядит на часы, делает еще пару шагов и тихонько стучит в дверь.
— Кто там?
Открыв дверь, Ингмар видит Гуннара, который лежит в постели и читает.
Книга сползает на грудь, он закрывает глаза.
— Решил посмотреть, как ты тут.
— Да вот так, — бормочет тот.
— Горло болит?
— Сегодня работать не смогу.
— Понимаю, — поспешно говорит Ингмар. — А как насчет завтра?
Гуннар не отвечает.
— Боюсь, денег не хватит, если мы… с этим, конечно, ничего не поделаешь, но…
Гуннар открывает глаза, губы сужаются в ниточку и бледнеют еще сильнее.
— Может, принести тебе порошки для моментального выздоровления? — спрашивает Ингмар, не в силах сдержать улыбку. — Отец показал мне поздравительную открытку, которую я нарисовал бабушке, когда мне было лет шесть. Она изрисована красными и желтыми лицами с кучей точек. На обратной стороне моя мать написала: «На картине, без сомнения, изображен большой пожар».
Гуннар снова начинает читать.
— Отец впервые захотел посмотреть фильм, пришлось пообещать ему, что все получится, — лжет он.
За окном раздается автомобильный гудок, гнусаво звучат фанфары. Когда, отодвинув занавеску, Ингмар смотрит в окно, он видит, как незнакомец, стоящий рядом с черной машиной на гравийной площадке, машет рукой.
Опустив голову, Свен ждет в коридоре рядом с его дверью. Взлохмаченные светло-рыжие волосы, уставшие глаза в обрамлении сахарной крошки белесых ресниц.
— Что случилось? — спрашивает Ингмар. — Ты как будто… даже не знаю, как сказать. Все будет хорошо, так всегда бывает.
— Просто из лаборатории сообщили об ошибке.
— Какая пленка?
— Они пока не уверены, что что-то не так, но…
— Это сцены с Гуннаром? Да? — спрашивает Ингмар. — Тогда все пропало.
Свен опускает глаза, щеки и кожа вокруг светлых бровей краснеют. Ингмар не знает, что сказать, он не в состоянии продолжать этот разговор, он слишком устал, чтобы говорить что-то ободряющее. Он закрывает дверь в номере, оставив Свена стоять в коридоре, медленно запирается на замок и ложится на живот в кровать.
Телефон трещит, временами царапая голоса, нереальное чувство кружения и падения пронизывает беседу.
— Нет, я вернулась позавчера.
— Как там Мария Луиза?
— Как обычно, — говорит Кэби. — Nur Ruhe[43]. Разбила все на части, каким-то чудом нашла дирижера, который выучил оркестровую партитуру, переложенную для фортепьяно.
В трубке раздается бульканье.
— А в воскресенье… да, точно, она устроила для нас фортепьянный концерт, — продолжает Кэби. — Пригласила кучу учеников и друзей.
— Ну и как?
— Во всяком случае, я почувствовала, что все в порядке.
— Хорошо.
— А ты как? Голос у тебя немного расстроенный.
— Даже не знаю…
— Что-то случилось?
В трубке раздается пощелкивание, на мгновение становится слышно жужжащее эхо чужих разговоров. Кэби вздыхает, голос не слушается ее, когда она начинает говорить:
— Наконец это случилось. Ты кого-то встретил?
— Что? — удивленно спрашивает он. — Прекрати, у меня тьма проблем с фильмом.
— Ты только скажи. Ты ведь знаешь, что мне можно рассказать. Дело не в ревности, просто я не хочу, чтобы ты мне лгал.
— Кэби, никого я не встретил.
— Ты ведь спишь с Ингрид?
— Вовсе нет, говорю же, все наоборот.
— Значит, ты спишь с Гуннаром, — смеясь, говорит она.
Она хохочет и отвечает, что, возможно, ему стоит попробовать.
— Вы поссорились? — спрашивает она таким же довольным голосом.
— На меня вчера что-то нашло, я орал, как сумасшедший. Гуннару от меня досталось, он заболел.
— Только бы вы успели сделать все, что задумано.
— Похоже, не успеем. Может быть, фильма вообще не будет.
— Ты серьезно?
— Ну я не знаю, деньги кончаются, все усталые и злые.
— Деньги наверняка есть.
— Было немного глупо начинать…
— Но ведь это очень важный фильм, — говорит Кэби.
— Ясное дело, я хотел показать отцу, что…
— Я имею в виду для тебя, важный для тебя самого, — перебивает она. — Все равно он не будет его смотреть.
— Да, ты права.
— Ладно, — бормочет она.
На линии что-то трещит.
— Что?
— Думаешь, ему понравится? — спрашивает она.
— Он скажет, что я ничего не знаю о пасторах, — отвечает Ингмар и поджимает губы.
Заметив сына, бегущего следом, отец быстро вскочил в седло и, слегка пошатнувшись, поехал вперед. Прямо по гравийной дороге, что пересекалась с просеками и свежими лесовозными тропами.
Ингмар видел, как полы тонкого пиджака развевались над сумкой на багажнике.
Видел, как маленький мальчик изо всех сил бежал за своим отцом, а тот, сгорбившись, все сильнее жал на педали, устремившись к тенистой синеве узкой тропинки в еловом лесу.
— Ты должен поговорить с Гуннаром и со всеми остальными, — говорит Кэби. — Сказать, что ты раскаиваешься и не стоило так себя вести.
— Но я не могу, — отвечает он. — Я способен только сидеть в номере и смотреть телевизор.
— Но ведь фильм…
— К тому же по субботам в гостинице танцы, наверняка все пошли туда.