И вдруг послышался едва различимый в утреннем воздухе шепот. Риата перестала ходить и остановилась как вкопанная. Урус поднял голову. Араван вскочил на ноги.

На только что выпавшем снегу в центре крошечной поляны начал проявляться неясный силуэт, движущийся замысловатым образом; шепот перешел в речитативное пение. Движение, пение, замирание и молчание, поклоны, повороты, скольжения…

И вдруг перед ними оказался Бэйр…

Первые лучи солнца позолотили снег.

Риата стояла в центре поляны, держа Бэйра в объятиях; по ее лицу текли слезы, дара молчала и лишь сильнее прижимала сына к себе.

Бэйр тоже обнял мать.

— Что с тобой, мама? — спросил Бэйр.

— О Бэйр, — прошептала она, — ведь мы могли потерять тебя навсегда.

— Потерять меня?

Риата слегка отстранилась от сына, не выпуская его из рук:

— Ведь ты мог не вернуться…

— Но, мама, в свитке сказано…

— В свитке? В каком свитке?

— Который в архиве. Там описан обряд смены времен года, который используется для перехода между Мирами.

— О Бэйр, да неужто ты не понял, насколько это опасно?

— Опасно?

Риата лишь развела руками:

— Ведь ты даже не знаешь, куда может вести этот переход. Ты ведь можешь попасть в Неддра.

— Я не знаю, было ли то место Неддра.

— Бэйр, Неддра или что другое, дело не в этом. Ты мог оказаться в таком месте, где опасна даже тишина, где любой дурак мог бы повернуть дело таким образом, что ты не прожил бы там эту ночь.

— Но так оно и было, мама.

— Что?!

— Я не прожил там ночь. — Увидев, как от испуга исказилось лицо матери, Бэйр добавил: — Тот, кто прожил там ночь, был волком–охотником, уж он–то мог заметить любую опасность.

— Волк–охотник?

— Охотник, Ищущий и Находящий, Один из Нас, но Не Такой, как Мы. Дрэг, итир. Серебряный волк, которым я стал. Это он провел там всю ночь…

— Бэйр! — едва не лишившись чувств, произнесла Риата. — Твой отец и я сильно обиделись на тебя… Но не за то, что ты совершил переход, а за то, что ты практически не принял во внимание тех опасностей, которыми сопровождается этот переход, а также полностью пренебрег тем, что будет с нами, если ты исчезнешь.

Бэйр отвел глаза. Его отец сейчас стоял перед ним, скрестив на груди огромные руки, — такая поза обычно свидетельствовала о том, что в его душе бушует ярость. Араван, стоявший за спиной Уруса, посмотрел на Бэйра и покачал головой, затем повернулся на пятках и пошел прочь тяжелой походкой в сторону сооруженного им очага, так и не разожженного прошлым вечером.

Большую часть дня они проехали молча, но наконец Араван спросил:

— А как ты узнал, что это было место перехода? Бэйр вздохнул с облегчением — ну наконец–то хоть кто–то заговорил с ним.

— А я и не знал этого, келан. Я просто почувствовал, что кольцо тянет меня туда, и я догадался, что это могло означать.

Араван посмотрел на кольцо, висевшее на шее Бэйра вместе с кристаллом, затем прикоснулся к голубому камню у себя на шее и пробормотал:

— Дикая магия.

Бэйр ждал, что еще скажет дядя, но тот не проронил больше ни слова.

— Так это правда, — сказала Фэрил, счищая кожуру с яблок. Они сидели на кухне в домике Нельды, Риата месила тесто. — Бэйр — Скиталец по Мирам, — произнесла дамна. — Я надеялась, что Дэлавар ошибается.

Серебристые глаза Риаты наполнились слезами, которые почти сразу заструились ручейками по щекам, капая на тесто.

— На это надеялась и я, Фэрил. Надеялась. Но он был прав.

ЛЕТО 5Э1003 — ЛЕТО 5Э1005

(шесть лет и еще четыре года тому назад)

Много времени потратил Идрал на поиски бледно–зеленого камня, о котором говорил однорукий рыбак. Озверев от поисков, желтоглазый обшарил все углы и трещины, тщательно обследовал каждую шкатулку и шкаф, каждый туалетный столик и комод, ощупал и простучал во дворце все стены и полы. При этом он обнаружил несколько тайников за стеновыми панелями и чуланов, замаскированных в дворцовых покоях, но нигде не обнаружил камня.

Вне себя от ярости, Идрал приказал обыскать все территории дворцового комплекса. Землекопы удаляли дерн, снимали верхний слой почвы и просеивали его, могильщики вскрывали захоронения, из рыбного пруда спустили воду и вычистили ил и донные отложения, которые также тщательно исследовали. И снова ничего не было найдено, кроме древних мумий, обернутых в шитые золотом шелка, с жемчужными ожерельями и драгоценными камнями, украшавшими давно мертвые тела, извлеченные из нефритовых саркофагов, откопанных могильщиками в дворцовом саду. Эти находки приводили Идрала в бешенство, поскольку не было среди них яйцеобразного камня, который он так упорно искал.

Допросили всех слуг и рабов прежнего императора, для некоторых из них допросы кончились смертью, но никто не сказал ни слова о зеленом камне. Каждое место, в котором когда–либо видели прежнего императора, было тщательнейшим образом обыскано, но безрезультатно.

И Идрал в своей башне убивал множество рабов, что приводило его в состояние экстаза. Но делал он это не только для того, чтобы успокоить нервы. Мертвые могут многое увидеть в том мире, который скрыт от живых. И он воскрешал убитых и велел им рассказывать о том, что узнали они о местонахождении камня. Этот символ власти нельзя было увидеть в магических кристаллах чародеев и колдунов, но таким же невидимым он был и для мертвых. А что касается императора, спрятавшего камень, то его обезглавленный труп воскресить было уже невозможно: его повешенное тело болталось целый год на стене дворца, а голова, насаженная на пику, разлагалась и гнила. Останки были брошены в великую реку Канг, которая унесла их и похоронила в холодных и темных глубинах моря.

Идрал давал выход своему гневу, обрабатывая дубинкой и топором трупы убитых им людей. Но не забывал спрашивать у мертвых, приблизился ли к нему тот самый эльф с копьем, и немного успокаивался, когда выяснялось, что эльф далеко.

В ночной тьме, окутавшей дворец, Идрал восседал на императорском троне, вспоминая бесплодные поиски, на которые ушел весь прошедший год. Юная рабыня, толкая перед собой тележку, вошла в зал и, опустив глаза, приблизилась к тронному помосту. Идрал встал и отступил за расшитые золотом портьеры балдахина. Неподвижно притаившись во мраке, он не спускал глаз с девушки, обдумывая свои действия.

Когда она подкатила тележку к самому краю помоста, Идрал отошел еще дальше, зажав в руке нож с тонким острым лезвием; его желтые глаза сверкали, а дыхание стало учащенным.