Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Через неделю Александр значился третьим по расписанию. Напрасно Жанна надеялась, что он не придет, догадываясь, что просто так от него не отделаться.
Многие сходят со старта после диагностической беседы. Основных причин несколько: психотерапевт не понравился, либо клиент пока не готов заняться собой, не сошлись по условиям, либо мешают смутные сомнения – мало ли наберется отговорок, чтобы отложить психотерапию до следующего экзистенциального срыва?
На долгосрочную программу оставались лишь единицы. Сейчас только четверо перевалили за шестимесячный рубеж: безотказная домоправительница Инна с синдромом раздраженного кишечника, магистр психологии Ася, проходящая учебную стажировку, и модная предпринимательница Роксана с истерическими припадками и копилкой разводов с затянувшимся дележом имущества. И ни одного мужчины!
Гладко выбритый, Александр выглядел бледно с красным галстуком в темно сером костюме, подавлял зевоту и покачивал в руках кружку «Старбакс». Усевшись со скрипом в кресло, он поставил кофе перед собой на журнальный столик, успев сделать большой глоток.
Сидя напротив в строгом брючном костюме и в очках с толстой оправой, Жанна пыталась защититься от его взгляда и создать максимальную дистанцию, но сэкономить силы все равно не удастся.
– Вы все-таки пришли, значит, выразили мне доверие?! Это приятно! Какие мысли посещали вас после сеанса?
Александр закинул ногу на ногу и ослабил галстук.
– Я полдня думал, приводил доводы, взвешивал, как поступить и понял, что нужно продолжить наше общение. Отступать – проявить малодушие.
– А что вас останавливало?
– Вы чем-то похожи на мою девушку из прошлого. Воскресли воспоминания! Когда я вижу вас, то невольно появляется ее образ. Или я выдумал это, чтобы как-то прояснить эмоции? Или чтобы запутать или отодвинуть начало терапии?
– Как вариант! Будем разбираться. А терапия началась сразу, как только вы переступили порог кабинета.
– Прекрасно! Значит, я уже в движении, – поерзал он в кресле. – Или по-вашему эта причина несущественна?
– Психотерапевт всегда напоминает кого-то. Мать, отец, близкие родственники и значимые фигуры.
– Это не помешает?
– Наоборот, может послужить отличным материалом для проработки.
– Материалом? Так сухо звучит.
– Психоаналитический жаргон, извините. Не подобрала слово попроще.
– Понимаю, – отчеканил Александр. – То есть, все в полном порядке. Тогда я разверну мысль?
– Да, – кивнула Жанна, поправив очки.
– Когда я преодолел сомнения, то тут же позвонил вам, но это потребовало серьезных усилий. Видите ли, я боюсь звонить женщинам после неудачного и даже удачного свидания. Жду инициативы от них, чтобы они позвонили сами, если я им нравлюсь.
– Но позвольте?
– Конечно, я был не на свидании, – поправился Александр, – это аналогия. Я переношу сюда свои привычки. Если смутно выражаюсь, поправьте?
– Хорошо, – нахмурилась Жанна.
Какой настырный! Упомянув недобрым словом сестру, Жанна подавила вспышку раздражения. Он не собирается быть честным, пытается увильнуть, выдумывает разные глупости, но рано или поздно придется говорить правду. Тогда есть вероятность, что он не выдержит напряжения, и ее потуги прекратятся.
Чепуха! Дилетантские отговорки! Профессионалы не боятся давления. Нужно действовать тоньше, чтобы Александр заметил, что она проявляет точечный психоаналитический интерес, подобно тому, как остывший труп прельщает патологоанатома, возбуждая интеллектуальные построения.
– Я пытался набросать некий план, что хотелось бы обсудить с вами. Конечно, много тем о тяжелом детстве, об непростых отношениях с родителями. Я отдаю себе отчет в том, что предки воспитывали меня неправильно, и как подавляющее большинство советских семей допускали неосознанные промахи. Я был в какой-то степени брошенным ребенком, но это не их вина, а я виню, я до сего дня виню их в чем-то, но не могу выразить, в чем именно. Последний психолог посоветовала приехать в отчий дом и без предисловий признаться, что я обижен на то, се, пятое, десятое. Она предлагала выразить свою боль, сказать матери то, о чем я молчал много лет. Обвинить ее?! Поделиться наболевшим? Разве это поможет? Как мать воспримет меня? Ее хватит удар, она и так лечится от диабета и гипертонии, и не перенесет удара! И я отказался от радикальных замашек. Не хочу причинять ей лишние муки. Психотерапия не должна превращаться в хирургию, нельзя вскрывать абсцесс без наркоза и резать по живому. Должны быть обходные пути. Психотерапия в моем понимании должна действовать как гомеопатия, оказывая эффект незаметно. Вы согласны?
– Замечательное сравнение, – призналась Жанна. – Во многом соглашусь. Разные бывают ситуации. Кому-то полезнее высказать правду в лицо, что называется, полоснуть скальпелем, а кого-то безопаснее подводить к истине медленно, плавно приоткрывая щелку и внимательно оглядываясь, чтобы не запнуться, учитывая обстоятельства, особенности личности и возможные последствия.
– А вы как предпочитаете, резать или подводить?
– Хирургию не люблю, – иронично заметила Жанна. – Резкие осознания могут навредить неподготовленной психике. Кстати, вы прилично разбираетесь в психологии.
– Это плохо?
– Что вы?! Здорово! Вы умеете анализировать себя с высокой степенью рефлексии.
– Понятно! Не расшифровывайте. Пожалуйста, давайте будем действовать гомеопатически? Я встретился с матерью только для того, чтобы сказать ей, как очень сильно ее люблю, и попросил прощения. Да, именно я, а не наоборот! Извинился, что когда-то доводил ее до срывов, вел себя грубо, был хулиганом и эгоистом. И она приняла мои извинения и расплакалась, и это были слезы умиления, а не боли. Мы отлично поговорили, испытав взаимное облегчение. Подавленные эмоции вышли на прощении и без негатива. И, конечно, я больше не посещал горе-психолога. Кажется, я уже упоминал об этом! А затем я почувствовал себя превосходно, ощутил счастье, но оно не продлилось долго. То есть я сделал вывод, что этого мало, есть что-то внутри, что я пока не могу раскопать, и это никак не связано с родителями, или связано опосредованно. Какая-то путаница…
– А ваш отец? С ним вы не встретились?
– Он уже не доступен для земных посиделок, потому что расположился в небесной канцелярии.
– Сочувствую. Как вы переносили его уход?
– Довольно сдержанно. Он давно был не жилец, страдал Альцгеймером и почти круглый год находился в старческом отделении психушки. Иногда на него находило озарение, он будто вспоминал о жене и пытался увидеться, а когда на свидание приходила мама, меня рядом не было. Я не навещал его. Почему-то испытывал брезгливость и неприязнь, я боюсь старости, физической смерти, болезней, телесного увядания. Теперь у меня образовалась фобия – стать как
