— Сара! Там к тебе пришли.

Гляжу на часы. Ах да, папа! Боже мой… Интересно, я когда-нибудь привыкну к этой мысли? Да уж придется. Ну не прихорашиваться же мне каждый день, как сегодня? Это жутко утомительно. Хотя выгляжу я отменно. Голубая рубашка, рыже-коричневая юбка-миди с широким ремнем и разрезом до колена… И даже легкий макияж. Это, конечно же, глупо, что я приложила столько усилий, чтобы понравиться родному отцу. Своего сына-то я люблю безоговорочно, просто по факту его существования. А любовь отца как будто пытаюсь заслужить.

— Добрый день. Опять цветы?

— Ну а как? Не с пустыми же руками.

Принимаю букет — едва ли не точную копию вчерашнего, и растерянно оглядываюсь.

— Присядем?

— Если мой приход не очень тебя отвлекает от дела.

— Нет-нет, я же знала, что вы придете. Кстати, как добрались? На такси?

— Да нет. Мне друзья одолжили машину с водителем. Хотел не привлекать внимания, но не вышло. Сплетни здесь распространяются со скоростью лесного пожара. Ничего не меняется.

— Это плохо? — отчего-то нервничаю я. Хотя почему «отчего-то»? Мой папаня — криминальный авторитет. Неудивительно, что ничего хорошего в мою голову не приходит. Интересно, что тут у него за друзья? — Вам… что-то угрожает? — широко распахиваю глаза. Отец тихонько посмеивается.

— Нет, Сара. Мне ничего не грозит. Я давно отошел от дел.

— А что, так можно?

— При должном уровне авторитета. Но мы ведь не обо мне собрались поговорить.

— Почему это? Я вас тоже хочу узнать.

— А ты мне нравишься. Смелая. — Отец откидывается на спинку стула, не сводя с меня хищных глаз. Будь на его месте любой другой человек, я бы испугалась. Но это ведь мой отец. Пусть боятся те, кто меня обидит. Почему-то даже не сомневаюсь, что он за меня порвет любого. Боже мой, какой ужас… О чем я думаю? У меня и врагов-то нет.

— Мама мне все про вас вчера рассказала.

— Так уж все?

— Вы использовали ее! Дурили голову, чтобы скостить срок…

— Или нет, — сощуривается отец. — Но мы же этого теперь не узнаем.

— Нет, вы что, отрицаете? Обвиняете мать во лжи?!

— Ни в коем случае. Это скорее намек тебе не совать свой красивый носик куда не надо.

— Но мне важно знать.

— Что именно?

— Как все закончилось?

— Майя ушла на больничный. Мое дело передали другому следователю. Конец истории.

— Вы же могли ее погубить. Почему не стали?

— А зачем бы мне было её губить?

— В качестве мести.

— Мстить женщине — западло.

— Даже женщине-следователю?

— Кроме воровского кодекса чести, есть еще один — не мене важный. Кодекс чести мужчины. Кстати, насколько я успел понять, мой внук — отличный парень. Ты молодец, Сара, воспитать в одиночку настоящего мужика не всякая бы смогла.

— Мне помогала мама.

Удивительно, но я едва не растекаюсь лужей от похвалы. А ведь я уже очень давно перестала оглядываться на то, что скажут другие.

— Да. Я в курсе. Она рассказала мне твою историю. — И снова взгляд отца наполняется той самой непонятной мне тяжестью, которую хочется поскорее с себя стряхнуть. — Был бы я рядом…

— Не надо. Это дело прошлое. Кстати, а вот и Давид… — с улыбкой встаю навстречу сыну и… застываю, вцепившись в стол побелевшими от напряжения пальцами. — Какого… хрена? — цежу я сквозь стиснутые зубы.

— Что случилось? — хмурится отец, прослеживая за моим взглядом.

— Кто… кто случился!

— Привет, мама.

— Привет, дорогой.

— Ничего не хочешь мне рассказать?

— А должна?

— Этот человек утверждает, что он мой отец. Это так?

— Технически? Или по сути? — я закусываю щеку, потому что у меня начинается нервный тик, который мне бы не хотелось кому-то показывать.

— Сара, я ведь уже тысячу раз извинился и все объяснил! — оскорбляется Валера. — Мне жаль, что ты не можешь меня простить. Но разве это повод препятствовать нашим отношениям с сыном? Только он может меня карать и миловать.

— Если бы не я, Валера, его бы вообще не было. Тебе напомнить? Думаю, это дает мне право слова.

— А меня, значит, его лишили? — усмехается Давид, глядя в потолок.

— Не перекручивай! Ты ничего не знаешь.

— Ну, допустим, знаю. Отец меня уже просветил, какие у тебя к нему претензии.

Я сглатываю скопившийся в горле яд. Какой, на хрен, отец? Какие претензии? Это не претензии! Это — приговор. Виновен, мудак. Хрен тебе, а не сын. Боже, у меня сейчас начнется истерика.

— А, ну, раз так, то решай, конечно. Насколько… — мажу по Валерке презрительным взглядом, — оно тебе надо.

— Мам, ну это смешно. Ты сама, вон, сидишь с отцом, которого никогда не знала.

— Если ты не видишь разницы, Дава, мне тебя жаль. Впрочем, как я уже сказала, решать тебе. Я в любом случае не стану тебя любить меньше.

— Он говорит, что не делал ничего плохого… Что ты все не так поняла.

Дава выглядит почти отчаявшимся. Конечно, прямо сейчас его мир переворачивается с ног на голову. Я хотела его от этого уберечь, но боль родителей как раз и заключается в том, что мы не можем, просто не можем оградить детей от всего. Рано или поздно им придется столкнуться лицом к лицу с самыми неприятными сторонами жизни, научиться делать выбор и нести за него ответственность, так что…

— Очень удобно в это поверить, не так ли?

— Я не ищу удобства, — лицо Давида идет красными пятнами. — Ты не должна была от меня скрывать, что отец приехал! Что я — маленький? Сам не разберусь?

— Все, что я делаю в этой жизни — я делаю в твоих интересах.

— Он реально тебя изнасиловал, что ли?!

— Не кричи, пожалуйста.

— Я хочу знать! Зачем ты тогда меня родила?! — орет Дава и убегает, прежде чем я соображаю, что ему ответить.

ГЛАВА 19

— Ты этого добивался? — в отчаянии гляжу на дверь. Что не день — то драма. Не удивлюсь, если многие наши завсегдатаи ходят сюда, как в театр. Посмотреть, что случится в следующем акте.

— Нет! Но ты не оставила мне выбора, до предела накалив ситуацию. Я же тебя предупредил, что ни за что это так не оставлю!

— Жить хочешь?

— Чего?

— Жить, спрашиваю, хочешь? — отец деловито откладывает салфетку и встает. На фоне обрюзгшего Валерки он выглядит не слишком внушительно. Но это последнее, о чем думаешь, когда он обращает на тебя свой колючий взгляд.

— Сара, это что за мужик вообще? — сглатывает Валерка.

— А это мой отец. Будет лучше, если ты прислушаешься к тому, что он говорит.