Вот Иенс, бледный после пьянки и такой жалкий, вот Туб, с отвращением глядящий на «Механический цветок» и уходящий, сгорбив спину и косолапо ступая, в катакомбы, вот Вигго – его Герда и не видела трезвым. Сотни убитых у театра, тысячи умирающих в тесных, дымом и копотью пропахших конурках, старый рабочий, которому на заводе кислотой выжгло глаза, мерный топот Стальной Стражи по ночам, бесконечные и безнадежные гудки фабричных сирен на рассвете… Это все – он, светловолосый парень с холодными голубыми глазами, которого когда-то звали Джейкобом. Когда-то, тысячу лет назад или еще больше, в Долине они вместе шагали по крутой тропке к дому бабушки, и Джейкоба надо было держать за руку – он так и норовил свернуть с тропы, убрести за пересекшей дорожку ящерицей или просто упасть на спину, сорвать и засунуть в рот травинку и долго, бесконечно долго смотреть на уплывающие облака. Тогда маленькой девочке, сейчас называющей себя Гердой, казалось, что если не взять мальчика за руку, он так и уплывет с облаками. И вот – не удержала, уплыл. Герда поняла, что сейчас заплачет, а этого делать было никак нельзя. В конце концов, выстрел – не самое страшное. Самое страшное случилось несколько месяцев назад, когда Герда увидела Кея впервые.

Уже тогда, сложив картину случившегося в аптеке Шауля из горячечного бормотания Миранды – приходя в сознание, старуха отказывалась говорить о пожаре или твердила о каких-то тенях, – уже тогда девушка поняла, что надо молчать и ждать. Ни слова Иенсу. Иенс ведь словно порох, тронешь – взорвется. И он так любил Шауля. Он непременно кинулся бы восстанавливать справедливость и только погиб бы напрасно. Нет, надо ждать и молчать. Слуга Королевы в Городе. Когда-нибудь их с Гердой пути пересекутся, и вот тогда… Девушка специально напросилась с Иенсом в катакомбы, хотя тот ворчал и долго не хотел брать ее с собой, и там у какого-то пьяного в доску борца за лучшее будущее она вытащила из кармана маленький пистолет и хорошо, очень хорошо спрятала. Сердце ее в тот день пело. Иенс не пострадает. Вообще больше никому не придется страдать. Только бабушка так и не дождется ее. Герда не сумеет выполнить бабушкино поручение, и это, конечно, плохо. Но может, и не стоит возвращать в Долину вырвавшегося на вольный свет мальчишку. Может, Джейкобу хорошо где-нибудь вдали от всей этой мерзости, думала Герда. Может, он, как и говорил много раз, ушел с Караванщиками. Джейкоб далеко-далеко и никогда не увидит и не узнает, что за горькая судьба постигла его маленькую подружку… Как она ошибалась!

В декабре Иенс прихварывал – то горло красное, то из носа течет. А тут, как назло, случилась оттепель, затем опять подморозило. Иенс ушел на завод в легком пальтишке и ботинках на тонкой подошве. К вечеру повалил снег, и Герда, связав узлом теплые вещи, прихватив галоши и шерстяной шарф, распахнула дверь, ступила в усиливающуюся метель. Она брела через Ржавый рынок, обходя опустевшие прилавки и выныривающие из снежного крошева страшноватые фигуры – руки в карманах, к губе прилипла цигарка, на глаза надвинута кепка. Мимо профырчал грузовик с красной, ярко пылающей буквой «P» на борту, обдал вонью и паром, и под брезентом кузова почудилась Герде белая неживая рука. Девушка испуганно шарахнулась. В Пятом Округе началась эпидемия тифа, тела свозили за город и там хоронили в огромных, засыпанных известью ямах. Упаси Святой Пустынник… Сверху ехидно каркнуло, в мокром тумане и тающем снегу хлопнуло вороньими крыльями, упало на плечо Герды белое перо. Девушка сжала узелок покрепче и побежала, не глядя на набычившиеся лица зданий и плоские лица пешеходов, мертвые в синеватом свете фонарей. Побежала мимо скучных подъездов пристутственных домов, мимо жалких, съежившихся скверов, мимо пересекающихся рельсов узкоколеек и вагонеток, везущих заводские грузы, мимо фабричных заборов, опутанных сверху колючей проволокой, мимо истлевшего гриба Старого цирка, мимо пустырей, заросших дурной травой, мимо ярких искр и вони сварки – строили новую причальную мачту для дирижаблей. Побежала, разбрызгивая вязкую, липнущую к ботинкам грязь, и, задыхающаяся, остановилась только у проходной завода, где работал Иенс.

Угрюмый охранник в будке долго не хотел ее пропускать, но наконец пропустил, и девушка вышла на широкий, заваленный строительным мусором двор. Иенс говорил, что завод переоборудуется, будет новый хозяин – тогда, возможно, рабочим станет полегче. Герда шла, прижимая к груди узелок, и вдруг увидела Иенса. Тот стоял у длинной белой машины и говорил с каким-то молодым человеком. Метель сделалась гуще. Герда прошла еще несколько шагов и остановилась как вкопанная. Сердце ее забилось отчаянно и нежно. Надо было сразу подбежать, но подкосились ноги. Герда так долго искала его, пропавшего друга, почти брата, и вот нашла, а он стоит совершенно спокойно у белого лакового чуда и не замечает ее, не замечает. Вот будет сюрприз! Девушка улыбнулась и качнулась вперед, чтобы преодолеть последние разделяющие их футы, – как раз когда юноша с лицом Джейкоба сел в машину, высокий человек в шоферской форме захлопнул за ним дверцу и снежное чудовище рвануло с места, обдав Герду облаком керосиновой вони и слякотными брызгами. Иенс обернулся.

– А, это ты, – буднично сказал он.

Так буднично, словно совсем ничего не случилось. Будто это не Джейкоб только что сел в машину.

– Что ты там п-принесла? Давай, – раздраженно произнес любовник и, потянувшись к узелку, сунул туда длинный нос. – А, ш-шмотки. Я на-надеялся, ты испекла что-нибудь вку-вкусненькое. Ишачу тут с утра, з-зверски п-проголодался.

Герда заставила сердце успокоиться и спросила как можно равнодушнее:

– Кто это был?

– Это? – Иенс поднял голову и обернулся к воротам, за которыми уже скрылась небывалая машина. – Его зо-зовут К-кей. Наш бу-будущий хо-хозяин, с-слуга – или по-оверенный, или п-племянник, или лю-любовник – Ее С-снежного Ве-величества. В-видишь, как за-запорошило? Но-носит вьюгу на п-плаще.

Сердце Герды стукнуло в последний раз и остановилось. В наступившей тишине, нарушаемой лишь шепотом снежинок, она выслушала жалобы Иенса на то, что Джейкоб – нет, Кей – мог бы стать выдающимся ученым, если бы удосужился прочесть хоть одну книжку.

– Све-светлый ум. Топ-пит в вине, тратится на че-чепуху.

Сегодня Кей дал Иенсу дельный совет по заморозке живых тканей.

– По-понимаешь, кристаллы льда раз-разрушают структуру.

Как всегда, когда Иенс был увлечен или рассержен, его заикание сделалось слабее.

– Он посмотрел, посмотрел и гов-говорит: добавьте к среде что-нибудь вязкое, вроде глицерина. Отличная мысль! Как я сам не додумался? А этот пижон говорит мне, и так небрежно… По-поневоле позавидуешь…

Иенс бормотал еще что-то, но Герда его уже не слушала. Она слышала лишь тихую, насмешливую перекличку снежинок. Вот, значит, как. Вот, значит…

Она могла обознаться. Конечно, могла – в такой-то заверти, в сырой полумгле заводского двора.

Через три недели у художественной секции «Вавилонских огурцов» намечалась большая выставка. Благотворительное мероприятие в пользу жертв последней эпидемии и их родственников выставкой картин не ограничивалось: в ратуше устраивали концерт, ужин и бал, должна была присутствовать вся городская верхушка. Герда обещала – втайне, понятно, от Иенса – позировать для де Вильегаса сколько угодно, лишь бы ее взяли с собой. Гарсиа хмыкнул, критически оглядел скудный наряд девушки и объявил: «Ну, милая сеньорита, взять-то я вас возьму, только для этого вам придется переодеться». К счастью, Йон подрабатывал помощником художника-декоратора в оперном театре и сумел перед самым балом пробраться в комнату с реквизитом и стащить оттуда роскошное бархатное платье и туфельки на высоких каблуках. Спер он и белую медвежью муфточку, изрядно облезлую. Однако и изрядно облезлая муфта лучше, чем ничего, – в честь присутствия Кея в ратуше уже третий день не топили. Герда стеснялась своих голых плеч, выглядывающих из алого бархата, неловко ступала на высоких каблуках, а в муфту спрятала маленький пистолет. Нет, она не надеялась, что удастся выстрелить там, при всех. Спрятала на всякий случай. К пистолету следовало привыкнуть.