Локк покинул Англию в конце августа 1683 г., когда еще не был вынесен приговор Сиднею, не желая принимать участия в происходящем. И это была его позиция с того момента, когда он понял, что Шефтсбери в своей пропагандистской кампании, направленной на «исключение» Йорка, перешел грань, вступив в опасный контакт с окружением Сиднея (т. е. с группой настоящих радикалов). Момент этот наступил в конце 1681 г., после того как Шефтсбери был освобожден из Тауэра, но с него еще не были сняты обвинения. Локк принял решение дистанцироваться от «семьи» и «дома» и практически все время проводил не в Лондоне, в доме Шефтсбери, а в своей комнате в Оксфорде. Дистанцирование от «дома» Шефтсбери наблюдалось уже после его возвращения в Англию из Франции в 1679 г.: тогда Локк проводил более половины времени в Оксфорде или в поместье Оукли в нескольких милях к северу от Оксфорда, вместе со своим другом Джеймсом Тиррелом [215] , а административной работой занимался, помогая Шефтсбери, другой человек – Самюел Уилсон.

Вполне возможно, что в это время и создавалась первая часть «Двух трактатов», однако в самый критический для заговорщиков период, когда происходили их важнейшие встречи и совещания, с конца сентября по начало декабря 1682 г., Локка не было в Лондоне – он находился в Оксфорде. В тот момент, когда Шефтсбери, после избрания новых шерифов Лондона в конце сентября 1682 г., вынужден был скрыться, Локка рядом с ним не оказалось: он вернулся в Лондон лишь в ноябре, спустя две недели после бегства патрона, переодетого в пресвитерианского пастора, в Нидерланды. Заметим, что Локк не отправился в бега вместе с Шефтсбери, как его ближайшее окружение. Не был он упомянут и в завещании графа.

После внезапной кончины Шефтсбери в конце января 1683 г. начался совершенно новый этап в жизни Локка, освобожденного этой смертью от любых обязательств в отношении своего патрона. Локк переехал из дома Шефтсбери к доктору Чарлзу Гудоллу в Королевскую коллегию врачей, затем пытался обосноваться в Оксфорде, отправив туда свои вещи из Лондона. Однако в июне начался новый виток разоблачений: к властям обратился баптист Джосайя Килинг, сообщивший о планах мятежа. Первоначально его донос был расценен как еще одна провокация, зеркальное отражение дела о «папском заговоре». Все выглядело как месть со стороны «папистов», однако после допросов первых арестованных (в частности, сдавшегося властям Роберта Уэста) выяснилась причастность к подготовке мятежа Сиднея, и делу был дан ход: начались аресты – лорда Рассела, Сиднея, графа Эссекса и других, – судебные процессы и казни. Монмут скрылся в доме любовницы, и, хотя властям было известно, где он, никто его не тронул. В ноябре Галифаксу как будто удалось помирить отца с сыном в обмен на согласие Монмута предоставить информацию о заговоре и мятеже.

Что касается Локка, то, почувствовав опасность, он уладил дела в Сомерсете, встретился с Кларком, перевез одну часть вещей к Тиррелу, другую к Полингу, а затем, заехав по пути к Томасу, пропал из виду. В конце августа в письме к Кларку Локк отдал последние перед отъездом инструкции, касающиеся имущества, рукописей и т. п., в том числе предложил в дальнейшей переписке пользоваться шифром при упоминании графини Шефтсбери, Томаса, Кларка, Полинга, Тиррела и его сомерсетского поверенного Уильяма Страттона.

В сентябре 1683 г. Локк уже был в Роттердаме, а оттуда перебрался в Амстердам, город, известный, как и Утрехт, своим доброжелательным отношением к беженцам. Однако репрессии продолжились и в Нидерландах. Английское правительство составило список разыскиваемых в связи с заговором лиц и развернуло в Голландии целую сеть агентов, сообщавших об обстановке среди политических эмигрантов, об их встречах друг с другом и передвижениях по стране. В число поднадзорных в скором времени попал и Локк.

И Карл II, и оппозиция, настаивавшая на «исключении» Йорка, как выяснилось гораздо позднее, спустя столетие, получали деньги от Людовика XIV и были, в разной степени, марионетками европейской сверхдержавы, хотя сами они, по-видимому, считали марионеткой или, скорее, инструментом французского короля. Карл дал обязательство стать католиком и посадить на трон католика. Первую часть этого обязательства он исполнил перед самой смертью, а для выполнения второй части сделал все возможное в конце жизни, чтобы подавить сопротивление в зародыше, возможно даже зная, откуда оно на самом деле исходит.

Был ли замешан в получении французских субсидий Шефтсбери, мы не знаем. Но что же Локк? Марк Голди в комментарии к избранной переписке Локка отмечает: «К декабрю 1677 г. Локк находился в Париже и был вызван к графине Нортумберлендской, страдавшей воспалением тройничного нерва. Графиня к тому времени была замужем за английским послом Ралфом Монтегю, который служил посредником при передаче секретных субсидий короля Людовика XIV Карлу II, а также членам английской оппозиции. Столетие спустя политические наследники вигов были повергнуты в смятение, когда обнаружилось, что защитники английских свобод виги – точно так же, как монарх-тиран Карл II, – получали деньги от Людовика XIV». «Крайне невероятно, – иронично замечает Голди, – чтобы Локк питал хотя бы малейшие подозрения относительно операций Монтегю» [216] .

Факт остается фактом: будучи вовлечен в орбиту политической деятельности Шефтсбери, Локк так или иначе участвовал в политических событиях своего времени. Возможно, что сам он не вполне понимал, что происходит. Это всегда случается с теми, кто вовлечен во что-то, но не видит всей картины в целом. Следует помнить, что Локк не был политиком, он был врачом и ученым. Как следует из уже неоднократно упоминавшегося письма Пемброку, происходившие вокруг него события ему не нравились, и он старался держаться от них как можно дальше. Но это не всегда получалось.

Какова же была общая политическая картина? В рамках всех политических манипуляций задача Алджернона Сиднея, по-видимому, заключалась в том, чтобы вовлечь в «заговор» Монмута, поссорив его с благоволившим к нему отцом. «Кризис исключения» в Англии был на руку Людовику, который даже перестал на время субсидировать Карла, чтобы повысить ставки в политической игре, и усилил финансирование оппозиции. «Заговор» был раскрыт, Карл продемонстрировал, что владеет ситуацией. Субсидии возобновились. Роль и судьба Шефтсбери как лидера оппозиции понятна: он должен был стать главным обвиняемым и главной жертвой. Так и случилось бы, если бы не его неожиданная смерть в самый разгар «заговора».

«Рассуждения о правлении» Сиднея были осуждены как изменнические, Рассела казнили, Эссекс покончил с собой (или был убит) в Тауэре. Сиднею, уже после вынесения вердикта 26 октября/7 ноября 1683 г., был предложен побег, от которого он по неведомой причине – разве только для того, чтобы доказать потомкам, что не в деньгах дело, – отказался, и был казнен через повешение, волочение по земле и четвертование [217] .

В тот же день Монмут получил формальное помилование и 4 тысячи фунтов в подарок от отца. Однако, когда новости о его «сдаче» королю появились в прессе, Монмут публично заявил, что ничего не знал о заговоре. Спустя несколько дней король попытался заставить его подписать документ, в котором он должен был выразить свое раскаяние, однако Монмут, опасаясь, что это будет использовано в обвинении его друга Джона Хампдена, отказался поставить подпись.