И.Г. Старинов, В.З. Корж и другие профессионалы. А идея Пантелеймона Кондратьевича как раз-таки и состояла в том, чтобы «воевать» непременно с рельсами. Согласно всем партийно-бюрократическим канонам учет шел в штуках подорванных рельсов. И не важно, где осуществлен подрыв — на магистральном пути, на запасном, или же вообще в заброшенном тупике…

Однако нацистские оккупанты не испытывали недостатка в рельсах, легко и быстро заменяя поврежденные пути. Ненужные же рельсы они после таких «крушений» увозили к себе в Германию на переплавку. Так поначалу и тратилась уйма дорогостоящей взрывчатки, не создавая нацистам особых проблем с перевозками.

Негативным было отношение Василия Захаровича Коржа как к подобным директивам идеолога «рельсовой войны» Пономаренко, так и разного рода «социалистическим обязательствам» на сей счет ради дежурной «галки» в отчетах. Судя по архивным документам и отчетам в Центр, Корж как профессионал в сфере разведывательно-диверсионных операций подобных «соцобязательств» на себя обычно не брал, предпочитая организовывать уничтожение многочисленных эшелонов с живой силой и техникой врага, в том числе и путем подрыва или «расшивания» рельсов в необходимых местах. Этим партизаны-«комаровцы» наносили оккупантам наиболее существенный и реальный урон.

В ноябре 1941 года на стол Иосифу Сталину наконец-то попала буквально выстраданная, докладная записка «К вопросу о постановке диверсионной работы» за подписью и присвоенным себе «авторством» П.К. Пономаренко, в действительности же лично написанная на основе собственного опыта И. Г. Стариновым, о чем свидетельствуют архивные материалы. В ней Илья Григорьевич высказал мысль, ставшую впоследствии академической: «Танковый батальон — грозная сила на поле сражения. В эшелоне батальон беззащитен, и его легко ликвидировать двум-трем партизанам-диверсантам…» «Ситуация» же с «рельсовой войной» общими усилиями профессионалов этого дела была «выправлена» к середине 1942 года…

Отнюдь не умаляя в связи с этим последующих организаторских заслуг П.К. Пономаренко, следует отметить, что «понятия» Пантелеймона Кондратьевича о самой теории и практике партизанской борьбы были весьма «своеобразными», что приводило нередко ко многим недоразумениям, если не сказать больше. Так, скажем, на совещании партизанских командиров в ЦШПД 30 августа 1942 года, говоря об отдельных профессионалах (имея в виду и Василия Захаровича Коржа), он, ничтоже сумняшеся, безапелляционно изрек (выдержка из стенограммы): «…Между строк нужно сказать, ведь тут, товарищи, есть много людей: и что ни человек — своя теория партизанского движения…

Тут выдумывать особенно нечего. Там нужно вовремя вывести из-под удара, там нужно налеты произвести тогда, когда противник меньше всего их ждет. Там сама жизнь вырабатывает наилучшую тактику партизанского движения. Тот, кто ее не вырабатывает, кто придерживается несуществующих установок, тот быстро выбывает. А здесь что ни человек, то своя теория. Мы имеем массу предложений. Приходят люди, доказывают. Иногда смотришь на них, и смешно делается. Его обуревают чистейшие намерения, он хочет немцев поскорее разбить, но предлагает какую-либо чепуху». Вот так — ни больше ни меньше. А дальше — «как Бог на душу положит», да «жизнь покажет»…

Профессионал в сфере разведки, диверсий и партизанской борьбы в целом, Павел Судоплатов, руководивший в ходе войны 4-м Управлением НКВД (НКГБ) СССР, в связи с этим отмечал: «Разведывательный отдел действовал и в ЦШПД… Однако он выполнял в основном лишь координационные функции, не ведя агентурной разведки в тылу германских войск, без взаимодействия с военной разведкой и контрразведкой. Некоторую самостоятельность проявили лишь активисты партии и комсомола, которые большей частью вели пропагандистскую работу в тылу противника. И все же они полагались, как правило, на конспиративное обеспечение своей деятельности по линии нашей военной разведки и НКВД…

В связи с организацией в 1942 году ЦШПД нами были переданы в его распоряжение многочисленные отряды и группы. Особую роль наш аппарат сыграл в организации конспиративного обеспечения массового партизанского движения в Белоруссии, Прибалтике и на Украине»…

Между тем тяжкий груз воспоминаний о начальном периоде Великой Отечественной войны никогда не давал покоя Василию Захаровичу Коржу, и он периодически возвращался к этой теме. Его буквально «колотило», когда он сталкивался с чьей-либо «руководящей начальственной дурью» и некомпетентностью, если не сказать больше…

Из ежедневника В.З. Коржа (1963 г.): «Когда уезжали последние беженцы из Пинска и уходили некоторые воинские части, то часть наших людей попросту сдрейфила и рванула вслед за ними на восток. А ведь надо было срочно разворачивать партизанскую борьбу, брать всю ответственность на себя. Остались более стойкие, преданные до мозга костей нашей Родине люди. Самокритично должен сказать, что такого кавардака — хаоса, какой был тогда у нас, пожелать можно было только нашим врагам.

Что же привело нас к такому беспорядку и растерянности?

Первое. Прежде всего самому Сталину нужно было в первый же день выступить, призвать весь народ на борьбу с фашизмом и дать конкретные указания (запоздалые директивы ЦК не в счет) всем партийным и советским органам и организаторам в занимаемых врагом областях, районах и т.д.

Второе. Считал и считаю, что белорусский ЦК КП(б) во главе с Пономаренко и правительство были недальновидны. Перед войной, слепо руководствуясь словами Сталина о возможных перспективах начала войны в начале 1942 года, они старались ничего не видеть, не замечать и не предвидеть, несмотря на то что человеку, мало-мальски разбирающемуся в военном деле и политике, было воочию видно, что Гитлер, уже два года воевавший и поглощавший государство за государством, подтянул свои обстрелянные полчища к нашим государственным границам, полуокружая своим правым крылом войск фронт от Греции, а левым крылом дотянулся до Финляндии. И это вовсе не для того, чтобы с нами любезно разговаривать, а для того, чтобы вероломно напасть в 1941 году. Это должен был видеть и предвидеть руководитель республики, к которой враг уже постучал в дверь.

Пономаренко, бросив домочадцев, а глядя на него и ряд других белорусских руководителей позорно бежали на восток, в Могилев, оставив Минск. Мало кто подумал о народе, стране. Но ведь все должны были ответить за свои ошибки и бездействие, а не только расстрелянные командующий Западным фронтом генерал Павлов и его штаб, оказавшиеся «крайними».

Я со знанием военного и партизанского дела реально предвидел первичный, временный фашистский успех и вовсю «распинался» об этом среди народа, призывая его и руководителей на борьбу с врагом, лез сам в эту неравную борьбу, не щадя жизни. Переживал и видел все эти несчастья.

Но были и другие примеры. Их тоже хватало. Когда, скажем, председатель Старобинского райисполкома Меркуль со своим шофером Марком Стецко рванули в легковой машине на восток, то колхозницы колхоза «Пограничник» (деревня Долгое) задержали их с кулаками и упреками: «Как вам не стыдно! Руководители! На кого