– Вам что-то приглянулось? – спросил меня любезный продавец магазина кладбищенских принадлежностей. – Вам нужен гроб? Могу продемонстрировать вам новинку: изящное изделие цвета пепельной розы, внутри отделка – персиковый атлас. Сделаем скидку! Исключительно для вас!

Я с улыбкой рассматривала конферансье для усопших, предлагающего свой товар с такой любовью, будто это какая-то исключительная вещь для привычного обихода. Тараторящего мужчину, пытающегося мне «впарить» нарядный гроб, пришлось прервать:

– Мне нужен памятник.

– Подороже? Подешевле? Мужчине? Женщине? Ребенку? Старику? Нам привезли хороший мрамор и…

– Прекратите кудахтать! – разозлилась я. – Мне нужна композиция из камня…

– Композиция? Я не понял.

Я достала свой рисунок и протянула продавцу, который, хлопая глазами, уставился на картинку. – На тумбе примерно в метр высотой четыре хрупкие фигуры женщин, высота каждой сантиметров пятьдесят. И надпись…

– Нет, мне очень жаль, но мы торгуем стандартными вещами, – прервал меня потухший продавец, возвращая картинку.

– Что же делать? – грустно выдохнула я.

Он на мгновение закатил глаза, потом, что-то вспомнив, радостно захлопал в ладоши и воскликнул:

– У меня есть друг – художник. Он делает бюсты на заказ. Мы даже одно время сотрудничали с ним. Может он и согласится взяться за эту работу.

Немолодой слащавый мужчина торопливо достал из кармана свою визитку и на обратной стороне написал номер художника.

– Его зовут Владимир. Скажите, что от Святослава Кладбищенского – это мой псевдоним. Шуточный, конечно. Чтобы соответствовать, так сказать, полю деятельности.

Я поблагодарила услужливого мужчину, клятвенно пообещав, что если вдруг умру, то закуп на мероприятие «в последний путь» сделаю именно в его магазине.

С художником Владимиром мы встретились на следующий день, на мое счастье в его расписании был свободный час, и он любезно согласился меня принять. Его огромная квартира – студия была заставленная каменными изваяниями. Я чувствовала себя как в заколдованном городе, в котором люди и вещи вдруг застыли по взмаху волшебной палочки злобной колдуньи. Он бродил среди своих поделок в красном атласном халате и ежесекундно любовался плодами своего труда. Я выразила свое восхищение его талантом – мужчина любил комплименты, это было видно невооруженным взглядом.

– Идея интересная в целом, – произнес он, внимательно глядя на эскиз. – Это вы рисовали?

Я кивнула и нервно задрыгала ногой, чтобы мое недовольство было очевидно Владимиру, но он искусно притворялся, что не замещает моего нетерпения. Это занимало слишком много времени и мне хотелось поскорей поставить точку в этой скорбной истории. В течение пары минут я ожидала, пока уста мастера выдавят хоть какой-то звук и наконец он изрек:

– Неплохо.

Я натянуто улыбнулась в благодарность, меня не интересовала оценка качества работы, я жаждала получить согласие на изготовление.

– Я не могу взяться за это, к моему глубочайшему сожалению, – откликнулся художник на мои мысли. – Я работаю только с живыми. Мертвые – дело прошлое, как говорится.

– Но Святослав сказал…

– Мы плодотворно сотрудничали одно время, до того момента, как мертвые люди начали являться мне.

Я с изумлением уставилась на Владимира. Он рассказал престранную историю, как увлекаясь созданием образов, воспевал мертвые лики и они становились частью его жизни. Он создавал их скрупулезно, был внимателен к подробностям фотопортретов.

– Они мне начали сниться, но меня это не смущало. Мы беседовали на разные темы, и обрывки некоторых разговоров я помнил на следующее утро. Я подружился с потусторонним миром – так мне казалось. Но однажды одна из моих мертвых подопечных очутилась возле моей кровати во время бодрствования. И вот тогда я понял, что перешел какую-то грань! Я напугался – не скрою. С тех пор подобные темы мне не любопытны.

Когда художник рассказывал о своем свидании с ушедшей в мир иной девицей, я почувствовала, как по позвоночнику движется тоненькой струйкой страх. Я собрала все силы, чтобы не выказать своего беспокойства и почти равнодушным голосом произнесла:

– Это просто композиция – имитация, я не требую портретного сходства, поэтому можете не переживать – мои приятельницы не станут вас навещать. Я уверена, им есть чем заняться там.

– Где там?

Своим вопросом он поставил меня в тупик. Где именно находится тот утиль, куда стекаются отслужившие свой срок на земле души, я не имела понятия. И опасалась об этом размышлять. Я решила, что пора наш разговор свести на нет, потому как подозревала, что он ни к чему не приведет и поспешила распрощаться, но прежде произнесла:

– Я уверена, что они находятся в очень хорошем месте и неважно где оно.

– Кто эти женщины? – отозвался он через некоторое время.

– Это Татьяны.

– Все четыре?

– Да. Все с одинаковым именем. Но фамилии разные, конечно же.

– Как они погибли? – Владимир задавал вопросы, не отрывая глаз от рисунка, лицо его было сосредоточено, о чем именно он думал, трудно было предположить, но я приняла решение удовлетворить его любопытство и рассказать об инциденте, произошедшем совсем недавно, после которого останки этих женщин еще можно сказать не остыли:

– На днях был теракт – взорвали кафе, вы, конечно же, слышали о нем, – произнесла я дрогнувшим голосом. – Мы встретились много лет спустя – междусобойчик под названием «Татьянин день». Я ушла раньше, буквально за несколько минут до взрыва. А они…

– Я понимаю, – кивнул художник, переключив свое внимание с эскиза на меня. – У вас есть пару часов? Я хочу набросать ваш портрет. Картина будет называться: «Обреченная на жизнь».

Я смутилась – мне была приятна заинтересованность творческого человека моей скромной персоной. Вместо ответа я лишь неуверенно пожала плечами и протянула руку, чтобы забрать свою картинку, но Владимир не отдал лист, он спрятал его за спину и загадочно произнес:

– Я буду рисовать, а вы мне рассказывать о них… И я решу.

– Что решите?

– Браться ли за заказ.

Я радостно закивала в ответ, словно ребенок, которому пообещали за хорошее поведение подарить на день рождения долгожданную куклу. В мастерской Владимира я провела долгих пять часов. Я была честна и откровенна. Он слушал о СОТЕ и молча рисовал, не произнося при этом ни звука. Я рада была отсутствию колких вопросов, которые могли поранить меня, поэтому не была скованна. Когда портрет был закончен, я напряженно ждала его вердикта. Он не показал мне свой художественный изыск, сославшись на недоработку, но согласился сделать надгробную композицию, при этом добавив со всей серьезностью: