– Тебе необходимо изменить свою судьбу. Вычеркнуть прошлое и начать жить с нулевого километра, стремясь в будущее. Я готов стать твоим проводником, возможно, тогда я перейду на светлую сторону и закрою портал в мир мертвых.

Я улыбнулась, ничего не отвечая. Легко советовать другим начинать новый путь и становиться их гуру – я делала это тысячи раз, стараясь внедрить идеи позитива в головы моих пациентов. Я получала удовольствие, становясь их поводырем в безоблачный мир счастья. Чем отличались мои подопечные от меня самой? В их подсознании среди вороха хлама я находила главное: желания и потребности, которые мы совместно превращали в цели. В моей же черепной коробке была темная бездна, в которой кроме огрызков тревожных воспоминаний и эмоциональной воронки ничего дельного не хранилось.

– Твой эскиз достаточно уверенный, – заметил Владимир. – Я мог бы дать тебе несколько уроков. Ты никогда не хотела научиться свободно плавать в океане искусства?

Я никогда не думала о карьере, связанной с рисованием, потому что была уверена, что не обладаю достаточным талантом, который позволил бы не только рисовать шаржи и хилые портреты на заказ, но и самовыражаться, как художнику. Заметив хитрый прищур Владимира, я желала понять, в чем подвох и зачем ему посредственная ученица, на художественных способностях которой поставили крест еще в скромной художественной школе.

– Не могу сказать, что заинтересована вашим предложением, – произнесла я, благодарственно склонив голову. – А как насчет композиции по эскизу? Вы готовы взяться?

Он уверенно кивнул и пообещал приступить к работе немедленно.

На кладбище было спокойно и тихо. Верхушки деревьев шелестели от прохладного осеннего ветра. Он их мягко журил, и сразу было заметно: этим блаженно раскачивающимся из стороны в сторону кокеткам нравится его внимание. Гармонично каркали вороны. Я всегда думала, что эти птицы зловещи и несут с собой печаль и горести, но со временем мнение может меняться, бывает, мы заблуждаться, и иногда то, что виделось в черном свете, по сути, является совершенно безобидным.

Я сидела долго возле изящного мемориала с четырьмя хрупкими женскими фигурами. На тумбе под хороводом каменных девушек красовалась надпись: СОТА и четыре фамилии Карасева, Дунаева, Баль, Борковская с датами рождения и общим днем гибели. Все самое трудное было позади. При содействии следователя я без проблем забрала урну из крематория. Никто из родственников моих бывших одноклассниц не захотел разделить со мной заботы о погребении, поэтому хоронила я их самостоятельно. Их сложили (как это ужасно не звучит) в один сосуд. Четыре Таньки воссоединились в самом прямом смысле.

– Простите меня, девочки! За все! – произнесла я сквозь слезы. – И я вас ПРОЩАЮ!

Глухое рыдание заставило вздрагивать мое тело. Слезы ручьем хлынули по щекам. Мне не верилось, что я прошла этот сложный путь. Сбросив кандалы обид, я шагала по земле легко и непринужденно, готовая воспарить в любую минуту. Не хватало для счастья только одного: преданного и славного Мишки. За моей спиной послышались шаги, я не обернулась, думая, что кто-то пришел навестить могилы по соседству.

– Ксюша! – окликнул родной голос. Я обернулась и увидела озябшего Мишу. Мне хотелось броситься к нему, но я не могла двинуться с места. Если бы у меня был хвост, как у собаки, Мишка сразу бы понял, что мой организм переполнен радостью, однако, я словно вросла в землю, оторопев от того, что он рядом.

– Почему ты здесь? – его голос звучал недоверчиво.

– Я искупаю свои грехи, – произнесла я немного хрипло. – А ты? Это ведь не случайность?

Я прекрасно понимала: мы не могли встретиться с моим возлюбленным просто так в таком месте, а значит его появление чем-то спровоцировано. Миша некоторое время переминался с ноги на ногу, а затем торопливо и отрывисто начал говорить:

– Ты только ради Бога, не думай обо мне плохо! Я ждал… Но мне без тебя так тоскливо! Не могу спать, не могу есть! Твоя подушка, кстати, исчезла, – произнес он, улыбнувшись и хлопнув себя по животу, – это было лирическое отступление, а потом снова продолжилась серьезная речь: – Мне плохо без тебя, слышишь? И я не знаю, как мне быть! В тот день, когда ты попросила меня уйти… у меня остановилось сердце! Я начал следить за тобой, но не специально! Просто мне хотелось тебя видеть, хотя бы издали… А потом появился этот художник. Я разозлился, потому что был уверен, что вы с ним… Хотел набить ему морду, а он мне рассказал, что это всего лишь работа. Не хочу быть тебе в тягость, Ксюша, поэтому умоляю, реши, как мне жить дальше: с сердцем или без него? Если ты захочешь, я сейчас уйду, и не буду оглядываться. Просто знай, какое бы решение ты не приняла – я пойму! Постараюсь понять.

В мое сердце вместе с его словами хлынул елей. Мишка был такой трогательный и смешной, как воробей, купающийся в луже. Я улыбалась, наблюдая за его стыдливым признанием. Я вдруг вспомнила, как он объяснялся в любви на школьном выпускном балу. Он тогда сказал мне, что хотел бы провести рядом всю жизнь, но я, конечно же, подставила под сомнение его пожелание, потому что сомневалась, что так бывает. Глупая была!

– Нулевой километр! Прямо сегодня! Прямо сейчас! – воскликнула я негромко, но звук моего голоса вспугнул ворон, они закружили над головами, недовольные тем, что кто-то осмелился их потревожить. – Я поставила точку и иду в будущее. Хочешь со мной?

Миша смотрел на меня с подозрением, видимо, усомнившись в моем душевном здоровье. Я взяла его за руку и подвела к памятнику. Прочитав фамилии, он вспомнил четырех подружек из нашей школы.

– Я их помню… Что с ними случилось?

– Их забрали Боги, – задумчиво выдохнула я, вспомнив историю Тани Дунаевой про четырех таинственных жриц. Предотвращая его вопросы, торопливо добавила: – Я расскажу тебе все-все-все, чтобы в твоей душе не осталось никаких сомнений! Но не сейчас. Потом.

– Когда потом?

– Разве мы куда-то торопимся? У нас впереди много времени. Целая жизнь. Длинная. Интересная. Трудная. Настоящая жизнь!

Снова поднялся ветер. Макушки деревьев нервно раскачивались из стороны в сторону, будто усомнились в моих словах. Мне на мгновение стало страшно, и я прижалась к моему Мишке, шепнув ему в ухо:

– Что для тебя самое главное?

– Ты! Ты для меня главное! – ответил он, даже не задумываясь.

Эти магические слова подействовали мгновенно, что-то во мне лопнуло, как чрезмерно раздувшийся резиновый шар, я даже испугалась, подумав, что это разорвался какой-то из органов внутри меня. Я ощутила, как мое тело наполняет приятный свет – золотистый, теплый, нежный, выдохнув с облегчением, я расцеловала Мишку и рассмеялась, а по щекам покатились горячие слезинки с отблеском счастья. Тогда на кладбище мы с Мишкой закрепили наше согласие на совместное сосуществование крепкими-крепкими объятиями. Расписались мы тихо, без привлечения постороннего внимания. В принципе, в моей жизни почти ничего не изменилось: на руке поблескивала обручалка, а в моем паспорте должна измениться фамилия. Так совпало, что наше бракосочетание выпало на двадцать пятое января – официальный Татьянин день. Я хотела отодвинуть это торжественное мероприятие на более поздний срок, но подходящих дат не было. Естественно в этот день было огромное количество невест с именем Таня, которые зачем-то торопились украсть у себя дополнительный праздник, сделав его памятный датой на двоих с супругом.