И Балуев не стал мешать дачникам вести борьбу с продотрядами, не стал мешать Шорохову использовать для этой цели бойцов службы режима, не стал делать вообще ничего. Просто сидел и ждал, кто победит.

Но победители не оценили лояльности Балуева. Пришла беда, откуда не ждали. Пока власти, получив неожиданно мощный отпор, взяли тайм-аут, чтобы прикинуть, какие силы нужны для подавления «дачного мятежа», Балуева сместил Тимур Гарин, именующий себя председателем Комитета самообороны Белого Табора.

Гарин рассчитал все очень правильно. О нем снова заговорили в городе – на этот раз как о предводителе «дачного мятежа», и возникла опасность, что массовое неповиновение выплеснется за пределы леса. Тем более, что далеко не все дачники обитали на своих участках постоянно. Многие – особенно из новой волны – продолжали жить в городе, а огороды навещали от случая к случаю. Отряды самообороны надежно берегли участки от воров и даже теснили понемногу бандитскую крышу, которая требовала дань, ничего не давая взамен.

Столкновение между отрядами самообороны и бандитами казалось неизбежным, но тут нагрянули продотряды, и бандиты объединились с дачниками.

Когда Гарин сместил Балуева с директорского поста, бандиты, как и предсказывалось, не стали его защищать. Вместо этого они попытались подкатиться к Гарину с предложением сотрудничать на тех же условиях.

– Ты в пролете не будешь, – обещали они и рассказывали между прочим о том, сколько украл Балуев и сколько он на этом заработал.

А Гарин слушал и записывал. И ответа бандитам не давал. Вместо этого он в одночасье ликвидировал ГАП-13 и стал делить его поля на участки для частных лиц.

Бандиты сначала забеспокоились, а потом разозлились. Но сил у них было мало, и Шаману пришлось просить подкрепления у Варяга.

Варяг, однако, просьбу эту проигнорировал. Он был занят другими делами, и в последнее время продовольственная проблема практически перестала его волновать.

– Подожди, – сказал он Шаману, когда тот достал его своей настойчивостью. – Скоро тут все будет наше. Начнется такой беспредел, какого ты еще не видел. Вот тогда будет наше время.

Шаман, однако, считал, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. И как самостоятельный авторитет, контролирующий дачную зону, решил действовать на свой страх и риск.

И как раз в это самое время на переговоры с Гариным в Белый Табор прибыл по реке на катере майор ФСБ Филатов.

– Ты что же это делаешь, а? – были его первые слова на переговорах. – Я разве тебя для этого от ареста спасал? Что ты тут устраиваешь?!

– Это еще вопрос, кто и что устраивает, – спокойно ответил Гарин. – Того, кто придумал эту затею с продотрядами, надо убить на месте. Вы, мать вашу, ничему не учитесь. Найди какую-нибудь умную книжку по истории гражданской войны и почитай там про Тамбовское восстание. Сколько еще раз ваша контора будет наступать на одни и те же грабли?

– Москва голодает, можешь ты это понять? – гнул свою линию Филатов.

– Я все могу понять. Вот тебе спасение Москвы от голода силами государственных аграрных предприятий, – Гарин кинул через стол папку с материалами о злоупотреблениях Балуева. – А вот тебе спасение Москвы от голода силами продотрядов, – и через стол полетела еще одна папка, с материалами о бесчинствах первого продотряда, с которых, собственно, и начался «дачный мятеж».

– Это никакие не продотряды, а спецкоманды по обеспечению продовольственного снабжения Москвы, – пробормотал Филатов ни к селу ни к городу.

– Что в лоб, что по лбу, – парировал Гарин. – Москва у них голодает… Оставьте нас в покое и дайте фермерам работать нормально – и через два месяца в Москве будет столько еды, что она лопнет от обжорства.

Но они с Филатовым так и не поняли друг друга. И майор ФСБ покинул Белый Табор с чувством глубокого разочарования, сказав Гарину напоследок:

– Но ты хотя бы понимаешь, что мы тебя уничтожим? Никакая охрана тебя не спасет, можешь даже не надеяться.

– Как бы вам этой костью не подавиться, – ответил на это Гарин. – Неужели ты думаешь, что убив меня, вы решите проблему. Черта с два! Этим вы создадите столько новых проблем, что мало не покажется никому. И твои хозяева вылетят из Кремля, как пуля из ствола.

– У меня нет хозяев, – оставил последнее слово за собой Филатов.

Однако он преувеличивал. Хозяева у него пока были, и именно в Кремле. И эти хозяева опасались применять силу против такого популярного человека, как Гарин. Премьер, наоборот, склонялся к сотрудничеству с Тимуром – как знать, может, город действительно можно накормить без принудиловки и продотрядов. Ведь когда вводилось чрезвычайное положение, план был именно таков: с помощью экстренных мер не допустить голода, а когда все устроиться, возвратиться к нормальным рыночным методам снабжения.

Спасти Москву от голода чрезвычайными мерами не удалось – так не пора ли дать обратный ход?

Так думал премьер, но было уже поздно. Он отдал слишком много власти силовикам, которые отвечали за режим чрезвычайного положения – и теперь не знал, как забрать эту власть назад.

– Ты в этом наряде похожа не на валькирию, а на индианку времен Афанасия Никитина, – сказал Володя Востоков загорелой дочерна Дарье, когда та заявила своему мужчине, что уходит в валькирии навсегда и будет вечно ходить, обмотав бедра старой занавеской.

В ней и вправду было что-то от индианки. Пышные формы, пухлые губы, темные волосы. А во времена Афанасия Никитина индийские женщины ходили именно так.

«Фата на бедрах, а сосцы голы», – писал сам Афанасий в своем «Хожении за три моря».

Правда, Дарье не хватало изюминки, особой восточной нотки в облике. У нее было вполне русское, какое-то даже деревенское лицо. Так что можно сказать, Востоков ей польстил, сравнив с индийскими женщинами.

Но на этом он не остановился. Обретаясь теперь в Белом Таборе, он ежедневно общался с кришнаитами, которых тут было полно, и упал им на уши с разговорами о том, что их кришнаизм – ненастоящий и неправильный.

Проповедовал Востоков так вдохновенно, что вызвал среди сектантов раскол и с «Хожением за три моря» в руках убедил часть кришнаитов в том, что они неправильно молятся, неправильно одеваются и вообще неправильно живут.

Дело кончилось тем, что раскольники стали одеваться правильно – только ниже пояса. Фата на бедрах, а сосцы голы. А для полного счастья по совету того же Востокова учредили среди себя многоженство, что, однако, вызвало некоторые проблемы, поскольку женщин среди раскольников было меньше, чем мужчин. Но Востоков и тут нашел выход из положения. Он обрадовал своих новых друзей сообщением, что непальские индуисты практикуют у себя многомужество.

Раскольники объявили себя истинными брахманами и очень звали Востокова чуть ли не в главные жрецы, но он отказался, потому что увлекся другой темой. Дело в том, что иеромонах Серафим и Вера Красных сколотили вокруг себя русофильский кружок и стали агитировать дачников и таборитов за возвращение к русской старине.