помелу мы уже превратились в наемников-паломников... нет, этого нет в паспортах! Короче: не болтать! Все разговоры между собой вести только по-русски! Оружие держать под рукой, спиной ни к кому не поворачиваться, конфетки и прочие вкусняшки, если предложат — брать, благодарить, но не есть! Если не хотите проснуться связанными!

— Мм... Связанными...

— Банни! — зашипели уже все.

— Во время ночевки выставляем часовых! Спим вполглаза! Но! С караванщиками — общаемся. Разговариваем вежливо, отмечаем реакцию. Считаем, что это — генеральная репетиция, прежде чем прибудем в более густонаселенные места. Им от нас тоже деваться некуда, придется общаться с напросившимися попутчиками, поэтому, если мы как-то проколемся — можно объяснить нашими русскими обычаями и подкорректировать поведение. А в каком-нибудь городе можно и не успеть объяснить, как выяснится, что мы нарушили три закона и четыре заповеди и нас казнят сожжением через повешение путем посажения на кол. Всем все ясно?

* * *

— Лирг, ты слышал что-нибудь о России? — торговец подошел к одному из своих помощников.

— Да нет. Мало ли что есть на Востоке...

— Какой они расы, как думаешь?

— Да чтоб мне лопнуть, если знаю. По виду — вроде как эльфы, но уши, как у людей и цвет кожи не соответствует...

— Редкость.

— Редкость.

— Что, если...

— Посмотрим, хозяин.

* * *

Когда на горизонте показались плоские крыши домов городка, солнце уже почти касалось краем горизонта.

— Здесь живут? — обратился Сардж к торговцу Доргаллису.

— Иногда да. Встречаются ненормальные, которые пытаются обустроиться прямо на Тропе.

— Насколько успешно?

— Обычно около года. Не помню здесь этого поселения... Видимо, недавнее. Если тут еще живут — у нас будет ночлег и горячая еда. Если нет... То тоже.

Городок выглядел точно так же, как и любой другой на границе с Великой Равниной: круглая глинобитная стена вокруг, широкая центральная улица, на которую выходят глухие стены домов с маленькими окошками высоко под крышей и низкими тяжелыми дверями.

Только людей не было.

По улице неторопливо проползали маленькие пылевые вихри, возникающие и распадающиеся.

— Похоже, здесь сто лет никого не было... — пробормотал Кен.

— Вон та повозка говорит, что эти сто лет тянулись приблизительно месяц.

В узкой щели между домами стояла двухколесная повозка, наполненная мешками. И вид у нее был такой, как будто ее оставили здесь буквально вчера.

— Ночевать мы будем... — Сардж с размаху выбил ногой дверь в один из ближайших домов, — ...здесь.

— Обоснуй, — пожал плечами Смит.

— Эту дверь давно не открывали. А, значит, ни наши попутчики, ни кто-либо другой не успел бы устроить в нем засаду.

Он оглянулся:

— Стоп! А где Ракша?

— Да... — Багира огляделась, — Вот только что была здесь. Буквально только что...

Сардж повернулся к караванщиками, но все шестнадцать были на виду и занимались тем же, чем и шефанго: выбором дома для ночлега.

Хотя, нет. Хозяин каравана шел к шефанго. Почти бежал.

— Прошу прощения, — чуть поклонился он, подойдя, — но не видели ли вы мою дочь? Она пропала.

* * *

Шефанго устали. Собственно, более-менее бодрыми оставались только Сардж и Кен, остальные просто стояли, молча, но по внешнему виду было сразу понятно, что они мечтают о горизонтальной поверхности, на которую можно прилечь. И жесткость этой самой поверхности им уже не очень важна. Да и горизонтальность — относительно.

Но, по всей видимости, усталость все-таки коснулась и командира. Иначе он не стал бы отвечать караванщику так, как ответил.

— Где моя женщина?

Архимаг, который чуть вернулся назад в воспоминаниях орла-шпиона и поэтому точно знал, куда исчезла Ракша, чуть усмехнулся.

Купец злобно прищурился. Нет, он, видимо, все-таки любил свою дочь. Пусть любовь такого типа людей позволяет им сделать со своими детьми что угодно, даже убить. Но тронуть их кому-то другом они не позволят никогда.

— Где моя дочь? — полпрошептал-полупрошипел он.

Двое мужчин уставились друг другу в глаза.

— Если с ней что-то случилось... — в унисон произнесли они.

— Я извиняюсь, — раздался голос Ракши из-за спины командира, — Мне, конечно, дико приятно, когда меня называют "моя женщина", но я никуда не пропала.

— Где ты была?!

Злобой в голосе резко развернувшегося Сарджа можно было убивать волков. Из-за его спины Багира несколькими короткими жестами пообещала Ракше, что оторвет ей руки... и ноги... отрежет голову... а потом...

Рогиэль присмотрелся. Нет, это чисто анатомически невозможно. Ракша все-таки женщина...

— Я была здесь.

— А минуту назад?

— В здании, — девушка кивнула в сторону выломанной двери.

— За ка... Что тебе там понадобилось? — Сардж уже успокоился. По крайней мере, голос стал ровным.

Ракша дернула плечом:

— Обследовать помещение. Вы все тут стоите, не чешетесь, кто-то же должен.

Тут караванщик осознал, что остался единственным, кто кого-то потерял.

— Где. Моя Дочь?

Вот этим голосом уже можно было поубивать не только волков, но даже и драконов. Не очень крупных.

— Если вы о воон той девушке, что прыгает по крышам, — невозмутимо заметила Ракша, — то она вон там. Прыгает по крышам.

На краю плоской крыши здания напротив на фоне темнеющего неба на самом деле чернел тоненький силуэт, весело размахивающий руками.

— Амина!!!

Дальше купец перешел на такой диалект, видимо, именуемый "разъяренный отец", что из длинной тирады было понятно только то, что если "дрянная девчонка" немедленно, вот прямо сейчас, не окажется рядом с отцом, чтобы тот немедленно, вот прямо здесь, ее выпорол, то ей грозит не только порка, но еще и запертая комната, черные одежды и несколько непоследовательное лишение сладкого и обмазывание медом рядом с мухами.

Сардж кашлянул:

— Приношу свои искрение извинения за ранее допущенный тон, — нынешний тон яснее ясного говорил о том, что принесенное извинение — дань вежливости и не более того.

— Приношу ответные извинения за свои недостойные слова и поведение своей дурно воспитанной дочери, которое послужило причиной возникшего непонимания. Хотелось бы надеяться, что оно не повлечет за собой охлаждения возникших между нами дружеских отношений...

Командир шефанго в ответной — хотя и менее цветистой — речи, заверил, что всегда, с самого начала знакомства, весь день считал господина Доргаллеса достойным и уважаемым человеком.

В конце концов, караванщик взял с многоуважаемых и благороднейших слово, что чуть позже вечером, когда они, наконец, обустроятся, они