Главная цель экзегетики состояла в том, чтобы избежать скандалов: оказывалось, что священные тексты содержат очень много странностей, нравственных соблазнов и практических противоречий здравому смыслу. Герой, объявленный положительным, может везти себя безнравственно: боги у Гомера развязывают войну, предаются страстям, развратничают. Как соединить эти сообщения о богах с героической гражданской нормой Древней Греции?

Экзегетика прибегала к аллегорическому методу: утверждалось, что все описываемые эпизоды являются аллегориями (иносказаниями). Например, Гомер раскрывает нам, что Зевс женолюбив, что недостойно величайшего из богов. Значит, нужно истолковать, что, например, Зевс – образ разума, а разум всегда пытлив и всегда стремится узнать как можно больше. Для этого пригодилось и сближение Платоном ума, мозга и монарха, и учение Аристотеля о естественности стремления человека к познанию самых разных вещей. Даже если эти философские учения не называли, они молча подразумевались.

Рядом с аллегорическим методом стоял типологический. Чтобы оправдать героя, нужно было поместить его в ряд сходных героев и объяснить, что каждый из этих героев поступал одинаково. Например, нужно было оправдать какого-то полководца в его жестокости. Для этого нужно было сказать, что так же поступал Ахилл, так же поступали Аякс и другие гомеровские герои, и, значит, для героя вполне допустимо быть жестоким. Если Гомер считает этих людей героями, то у них на самом деле есть какие-то добродетели, несмотря на мнимые дурные черты: все эти люди были добродетельны в главном.

Еще одним методом, снимавшим недоумение перед текстом, было простое утверждение познавательных задач данного текста. Про темный текст говорилось, что он и задуман так, чтобы пробуждать в нас любопытство, оттачивать проницательность, развивать интуицию. Именно поэтому Гомер должен писать в стихах: проза сразу понятна, а стихи требуют особого внимания к тому, как они сложены, как в них оживают образы.

Герменевтика оказывалась почти священной дисциплиной: в простых описаниях она могла находить глубины и тайны. Например, в описании битвы Ахилла и троянцев можно было увидеть аллегорию души и тела – откровение о состоянии человека и о предназначении человека.

В Новое время герменевтика как дисциплина была возрождена Фридрихом Шлейермахером (1768-1834) в эпоху романтизма. Этот благочестивый философ столкнулся с тем, что многие просвещенные люди свысока относятся к Библии, видя в ней старые сказки. Чтобы сохранить статус этого текста, необходимо было его определенным образом истолковать. В герменевтике Шлейермахера важнейшим понятием стало чувство. Шлейермахер говорил, что в Библии действительно много странных сцен, повествование действительно иногда сказочное, но это необходимо, чтобы пробудить в нас соответствующие чувства. Если ограничиться формулами, предписаниями и доказательствами, повествование не станет частью нашего внутреннего опыта. Но Библия – это лучшее зеркало нашей внутренней зрелости, перипетии героев Библии – наши же перипетии на пути созревания. На тех же основаниях Шлейермахер защищал роман «Люцинда» Шлегеля (1799), воспринятый читателями как аморальный, видя в этой проповеди свободной любви манифест новой философии.

Вильгельм Дильтей (1833–1911) первым заявил, что герменевтика познает уже познанное, в отличие от естественных наук, направленных на непознанное. Герменевтика, по Дильтею, лежит в основе гуманитарных наук, которые он называл «науками о духе» (об интеллектуальном начале культуры) – термин, придуманный как немецкое соответствие английскому понятию moral sciences, моральные (т. е. относящиеся к жизни человека) науки.

В таком случае философия является общим методом естественных наук, тогда как гуманитарные науки скорее являются общим методом изучения культуры. Немецкий филолог-антиковед Август Бек (1785–1867) говорил, что философия существует даже у самых диких народов, о мире и его устройстве задумываются все люди, тогда как гуманитарное знание существует только у цивилизованных народов, имеющих письменность и правила хорошего тона, способных анализировать свой внутренний опыт и интерпретировать его по ясным правилам.

Продолжателями дела Дильтея стали Хайдеггер и Ганс-Георг Гадамер (1900–2002), а во многом и отечественные мыслители Г. Г. Шпет и М. М. Бахтин. Все названные мыслители исходили из того, что данность не является окончательным состоянием мира, что нельзя рассматривать мир исключительно как определенный набор фактов, как нечто, что дано нам в опыте или в структуре научного познания. Научное познание структурирует мир, создает свои устройства познания, но при этом не способно его осмыслять. Оно может расположить вещи в определенном порядке, прояснить вещи, но не может размышлять об этих вещах. Гуманитарные науки никаких устройств, в отличие от естественных наук, не создают. Сколь бы ты ни был хорошим филологом, ты не станешь хорошим писателем; сколь бы ты ни был хорошим искусствоведом, ты от этого не станешь лучше петь или писать картины. Но зато гуманитарные науки учат перечитыванию, а значит, вниманию к законам внутренней жизни.

Герменевтика как искусство истолкования – искусство работы с умом, а не просто с разумом. Искусство умом видеть вещи яснее, чем до этого. Герменевтика Гадамера настаивает на том, что наше понимание – это способность, которую мы всегда специально сами вырабатываем к себе, преодолевая готовые методы. В своем главном труде, «Истина и метод» (1960), Гадамер доказывает, что истина не может пониматься как достижение какого-нибудь научного метода, нельзя выработать один правильный метод, при помощи которого мы добудем все истины о мире.

Если мы будем применять один и тот же метод ко всем вещам, то добьемся лишь противоречивых выводов. Мы не сможем примирить целое и части, что мир – это одновременно одно и много. Как только мы пытаемся выстроить картину мира, основываясь на каком-то едином методе, мы рано или поздно терпим поражение. Все попытки ввести единый метод были навязаны извне политически и культурно и держались на отождествлении научных и культурных норм. Методам, претендующим на универсализм, Гадамер противопоставил герменевтику как внимание к частностям, к отдельным случаям и к режимам восприятия. Один и тот же объект может восприниматься по-разному, в разных режимах.

Здесь нужно пояснить значение слова «метод». Слово «метод» происходит из риторики; в риторике методом называли упорядочение материала: редактирование текста до того состояния, когда он станет понятным, когда нужно все пронумеровать, все построить в должном порядке, все прояснить. Во время научной революции XVII века те понятия, которые раньше относились к работе с текстами, стали относиться к работе с реальностью. Методом был назван способ познания реальности, при котором в реальности не остается ничего непознанного. Образованные люди из того, что они познают текст и что текст можно сделать таким, что в нем все будет понятно, сделали вывод, что и реальность можно познавать так, что в ней будет все понятно. И реальность в этом смысле оказалась устроена по образцу текста.

Поэтому герменевтика просто показывает, что метод не является первой и последней вещью в науке и что интуиция нужна и в естественных науках. Наука в некотором смысле построена по тем же образцам, по каким построены тексты. Познание окружающего мира строится по тем же законам, по каким в классическое время строилась организация художественных текстов. Это очень важный тезис герменевтического подхода, о том что, по сути, дела художественное познание является моделью для научного познания, что чтение книг является моделирующим для познания окружающего мира.