Незнакомец растерянно поморгал, привыкая некоторое время к яркому свету, увидел наши лица, хотел повернуть назад, но дорогу ему преградил Александр Петрович. Поняв, что путь к отходу закрыт, Шурик-Алекс встал перед собравшимися в виноватой, но все равно картинной позе.

— По-моему, я не туда попал. Извините, — сказал он, оглядываясь.

Ну, артист! Это называется — органическое поведение в предлагаемых обстоятельствах.

— Нет, почему же, туда! — я показала на чемоданы. — Вещи собраны. Вас тут все ждут.

— Нет, точно не туда, — сказал Шурик. — Определенно.

— Ух, ворюга! — замахнулась было на него Поля крепкой рукой. — Нашел момент, когда ни до кого…

— Да нет, я и правда не сюда попал. У меня девушка живет в этом доме. Я однажды к ней залезал, а сейчас — обсчитался, — принялся вдохновенно врать Алекс. — Вы уж извините, всякое бывает.

Я рассматривала нахала с нескрываемым любопытством. Как говорится, малый был уже не первой молодости, но с остатками былой красоты на лице. Высокий лоб, правильные черты лица, длинные волосы с проседью. Недаром Муся собралась с ним в тридесятое царство. Только потасканный несколько. Я победно посмотрела на Александра Петровича. А потом на Полину, которая стояла посреди комнаты, уперев руки в толстые бока. Неужто сейчас придется рассказывать ему всю эту историю про безумные планы женщины, которая только что потеряла сына и теперь наверняка прокляла себя сама? Ведь и Александр Петрович тоже смерть сына еще не успел пережить, а тут — новая напасть, сплошные предательства. Правильно он сказал тогда про себя: какая-то черная полоса несчастий, которую он никак не перешагнет. Стоит ли сейчас публичным разоблачением еще больше эту полосу расширять? Может, лучше поговорить потом, когда девятый вал прокатит стороной?

— Ну что? Я тогда пойду? — спросил Шурик осторожно и шагнул к балкону.

— И чего, так и отпустить? — спросил Александр Петрович.

— Пусть идет. Я потом все объясню.

Шаги удаляющегося Прекрасного Принца вскоре замерли.

— Знаете, я что-то ничего не понял. — Александр Петрович, морщась, потер виски. — Совсем ничего.

— Теперь поздно. После. У вас завтра слишком трудный день. — Я кивнула на разложенные на столе драгоценности: — Уберите это куда-нибудь. До свидания.

Что ни говорите, приятно все же мчаться ночью на машине по городу, когда на улицах не видно ни одного прохожего, а ты чувствуешь себя совершенно свободной после окончания запутанного дела.

«Завтра, все будет завтра! — напевала я про себя, лихо крутя баранку. — Все будет завтра…»

Такое уж свойство имеет радио — как привяжется какая-нибудь мелодия или строчка, невозможно сразу отделаться.

…Но через несколько дней я все же решила навестить артиста, Его Высочество Прекрасного Принца. Хотелось для себя поставить в этом деле окончательную точку. Узнав, что вечером Алекс задействован, как всегда, в спектакле, я пошла в тарасовский ТЮЗ и, изнывая от скуки, посмотрела пьесу Островского в зануднейшей интерпретации. Конечно, меня особенно интересовали сцены, когда перед зрителями появлялся Александр Дорошенко, мой Шурик, который, правда, исполнял в спектакле маленькую роль слуги. Глядя на его бесцветную игру — видно было, что Алекс только отбывал на сцене, как иные отсиживают свое время в каком-нибудь бюро, — я поневоле думала о том, что никто из окружающих не знает, какие дерзкие, авантюрные планы возникают и рушатся в этой голове с намасленными для роли волосами, сколько там таится нереализованных амбиций…

Дождавшись антракта, я прошла через служебный вход в гримерную, где нашла Алекса в компании актеров.

— Нам нужно с вами поговорить, — сказала я Прекрасному Принцу, облаченному в лакейскую ливрею.

— О, как приятно! Надеюсь, наедине? — оживился Алекс. Надо же, он не узнал меня в вечернем платье и с легкомысленной театральной сумочкой в руках. Да к тому же теперь я избавилась от ведьминского рыжего парика и выглядела вполне добропорядочной поклонницей его убогого таланта. Но все-таки профессиональная наблюдательность заставила Алекса напряженно всматриваться в мое лицо.

— Мы знакомы? — спросил Алекс, когда его дружки со смехом и многозначительными ухмылками удалились за дверь. Привыкли, наверное, к подобным внезапным визитам околотеатральных девиц.

— Да, виделись однажды ночью в квартире Пташкиных, — сказала я, усаживаясь перед зеркалом. А что, из меня могла бы выйти тоже неплохая актриса — недавно я могла в этом убедиться.

Алекс, которому в его обличье как-то больше подходило называться Шуриком, сразу потерял ко мне первоначальный мужской интерес.

— А, это когда я ошибся балконами, — вздохнул Шурик весьма неправдоподобно.

— Чтобы закончить это дело, я должна быть твердо уверена, что вы больше не будете терроризировать ни при помощи радио, ни каким-то другим способом Марию Сергеевну Пташкину, или свою бывшую одноклассницу Машу Величкину. Иначе…

— Да нет, проехали. Факир был пьян, фокус не удался. Забавно. Больше она меня никогда не увидит и не услышит, — сказал Алекс, поняв, что разыгрывать из себя дурачка больше не имеет смысла.

— Ловко вы придумали, однако…

— Какое там? Ловко было бы, если бы все получилось и я сейчас сидел где-нибудь в Париже…

— А ваша Маша?

— Что? «Наша Маша громко плачет…» Да нет, я что-то не пойму, что вы имеете в виду. Ну и что Маша? Что Маша? — разозлился действительно непонятно чему артист.

— Вы вместе хотели лететь в Париж?

— Здрасьте, я ваша тетя. Это еще зачем? Пожалуй, до Москвы мы бы вместе еще доехали… Но Москва — город большой, многолюдный. Уж там бы мы точно потерялись. Ей пора было бы домой возвращаться, к муженьку, а мне — в другую сторону. Ничего, простил бы. С кем из женщин не бывает? — И Алекс усмехнулся многоопытной улыбкой стареющего сердцееда.

— А вы куда? Завоевывать сцены мира? Вы думаете, там некому слуг играть? — решила я немного сбить с него спесь.

— А вам-то что! Да куда угодно, лишь бы подальше из нашей помойки! Хоть в Тайвань! И там жить как хочешь. Только бы мне выбраться. И нужно-то всего ничего. Только деньги — кругленькая сумма. Ну почему всем можно, а мне нельзя… — разошелся Алекс не на шутку.

Наверное, он бы и дальше продолжал орать в том же духе, но прозвучал звонок, приглашающий на сцену, и артисту пришлось спешно бежать.

Второе отделение я смотреть не стала. И подумала: вполне возможно, что мне еще так и так придется увидеть второе отделение жизненной пьесы, автором и режиссером которой является Алекс. Такой ведь не остановится, обязательно выдумает новый план, как, не влезая в уголовщину и не мараясь, вытрясти из кого-нибудь денег, чтобы их хватило на отъезд, да еще на парижских проституток. Но это представление я увижу только в том случае, если жизнь захочет выдать мне личный пригласительный билет. А так — зачем?