Бабенко стал вылезать через передний люк, держась за скобы. Он порвал комбинезон вместе с брюками, а потом еще чуть не попал под левую гусеницу, оступившись на броне. Прыжок в кусты произошел буквально в последний момент, когда танк выехал из просеки к переправе.

Немцы, охранявшие понтоны, вяло повернули голову в сторону гула танкового двигателя. Потом они еще минут пять таращились на одинокий танк, выехавший из леса. Потом со стороны дороги вылетели, форсируя двигатели, еще два танка и понеслись к переправе, поднимая столбы пыли.

Теперь уже у всех на левом берегу Днепра у Павловской переправы появились подозрения, что происходит что-то неладное. Первыми начали разбегаться водители автомашин, ждавших своей очереди на берегу. Потом, уже на самой переправе, остановились несколько штабных легковушек. Водители прыгали в воду, бросив свою технику. Кто-то начал стрелять из автоматов. Когда Бабенко, уже из леса, оглянулся в последний раз на понтонную переправу, там в сторону взбесившегося танка уже разворачивались стволы 88-мм зенитных пушек.

Их залпы танкист слышал уже издалека.

– Шульц и Лемке! – Майор Мильх покачал головой. – Кто бы мог предположить! Их пропустила сюда служба безопасности.

– Но Щульца так и не нашли, – капризно напомнил Кауц.

– Найдем! Ему некуда деваться, – зло стукнул кулаком по капоту машины майор. – Сколько глупости, сколько глупости! Сейчас приедете оберст Зоммер и начнет ругать и вашу пропаганду, и абвер, всех начнет обвинять.

– Послушайте, нельзя отменять операцию, – вкрадчиво начал намекать Кауц. – Поймите, в этом фильме заинтересован сам доктор Геббельс. А идея принадлежит даже не ему, а самому фюреру. Как мы будем оправдываться? И вообще, черт с ними, с этими вашими двумя рабочими. Скажете, что вы расстреляли обоих. Про русского, который сбежал, можно вообще не упоминать. Доложите, что на танке пытался скрыться коммунист Шульц. И то только потому, что вы его раскрыли и пытались арестовать. Ваша заслуга, показатель вашей работы, майор.

– А вы знаете, с кем успели эти коммунисты связаться? – зло поинтересовался майор. – А если они связались с местным подпольем? Если здесь готовится акция неповиновения?

– Ай, бросьте, майор, какое сопротивление в СССР, – обер-лейтенант замахал тонкой рукой и полез в карман за платком, чтобы промокнуть испарину на лбу и на шее. – Здесь ненавидят советскую власть, народ счастлив, что смог избавиться от своего красного диктатора…

– Вы заигрались в собственные игры, – процедил сквозь зубы майор. – Это вы придумали для немцев в рейхе сказочки про ненависть к советской власти всего народа поголовно и о цветах, которыми селянки забрасывают немецкие танки, встречая их песнями и танцами на площадях. Иногда советую вам все же смотреть на войну реально.

Майор, не глядя по сторонам, пошел навстречу машине, которая подъезжала со стороны Могилевского шоссе. Машина остановилась, из нее выбрался грузный оберст. Натянув на лысую голову фуражку, он пошел к Мильху.

– Ну что вам удалось установить?

– Ничего нового, герр оберст, кроме того, что я вам сообщал по телефону. Нам удалось сохранить в тайне от остальных немецких рабочих и специалистов историю с Шульцем и Лемке. Все свалили на русского. И пришлось арестовать гауптмана Шефера. Это он его привел на завод.

– А вы его проверяли, майор, – строго заметил Зоммер.

– Проверка не закончена, еще не пришли ответы из Минска. Там так много документов погибло во время пожаров, когда шли бои. И я рекомендовал Шеферу не использовать этого Ложкина на важных участках до полного выяснения его биографии. Но у вас же сроки, вы все торопились. И Кауц со своими капризами меня чуть в могилу не свел. Мы все действовали в интересах дела, герр оберст, я думаю, не время искать виновных. Надо принимать главное решение: продолжать операцию или прекращать ее.

Оберст повернулся в сторону машины, где обер-лейтенант Кауц разговаривал с офицерами фельдполиции. Он размышлял какое-то время, потом заговорил решительно:

– Кауц может много крови испортить любому, а уж как он все преподнесет в Берлине, я не сомневаюсь. И дело даже не в важности этого мероприятия, дело в том, что каждый будет бояться недовольства фюрера и Геббельса. Наши вожди очень не любят, когда их подчиненные не разделяют их идей. Думаю, у нас один выход: забыть про этот чертов танк, даже не заикаться о том, чтобы доставать его со дна Днепра, форсировать подготовку к съемкам, всячески помогать Кауцу в его идеологических потугах. А затем все это завершить, написать рапорта и разъехаться по своим подразделениям. Вы в Прибалтику, в свою абверкоманду, я в штаб армии. Ну а Кауц – за крестом в Берлин с катушками отснятого фильма. Через месяц никто и не вспомнит ни про этот завод, ни про коммунистов.

– Хорошо, я с вами согласен, герр оберст, – кивнул Мильх. – Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить русские экипажи?

– Через два дня они будут готовы сесть за рычаги.

– Через два дня у вас будут все танки Т-34, которые вы притащили на завод.

Соколов вернулся в лагерь и первым делом пошел искать Ольгу. Лагерь опустел, как будто вымер. Осталось только несколько бойцов охраны. Не пахло со стороны открытой кухни щами, не щипали траву лошади, прикрепленные к базе подпольщиков. Не слышно шума из двух других землянок, в которой жили бойцы Олеся Полыны.

Алексей услышал голос и обернулся. Прихрамывая, к нему спешил Коля Бочкин.

– Товарищ младший лейтенант! Подождите. Думал, уйдете сейчас, а я вам не передам.

– Бочкин, а где все? – Соколов удивленно смотрел по сторонам.

– Приезжал Ростовцев, они что-то там посовещались и все как наскипидаренные разъехались, а мне вас приказали ждать. Логунов с Русланом не вернулись, но Ростовцев сказал, что они в другое место поедут.

– А о Семене Михайловиче ничего не слышно?

– Я не знаю.

– Ладно, что мне велели передать? – хмуро спросил Алексей.

– Вас просили ждать здесь, на случай, если появится Бабенко. Он, как бы это сказать, исчез. Говорят, стрельба была на заводе, танк какой-то по городу ездил, давил немцев.

– Час от часу не легче, – помрачнел лейтенант. – И я ничего не слышал.

– И я не слышал. Сижу тут, – Бочкин покрутил ступней и поморщился, – хромоногий! Да, чуть не забыл, товарищ младший лейтенант, вам там записка. В землянке.

Соколов посмотрел на заряжающего. Парень развел руками и отвернулся. На его щеках отчетливо проступил румянец. «Ясно, это Оля его просила сказать, что оставила мне записку».

Алексей круто повернулся на каблуках и почти побежал по поляне к землянке, в которой жил несколько дней. Распахнув дверь, чтобы было больше света, он подошел к столу и увидел свернутый вчетверо листок с неровным краем, вырванный из ученической тетради. Листок был прижат масляным светильником, сделанным из снарядной гильзы. Отодвинув его, Алексей с трепетом в груди взял лист и медленно его развернул. Округлые аккуратные правильные строки. Он узнал руку Ольги, это ее почерк.