— Верно. Алексея. — Герман прервался, посмотрел на меня и бросил: — Этого сопляка пока в карцер. Пусть посидит. Падла!

По приказу Корейца в командирской палатке появился Игнат, любитель секир и прочего холодного оружия. Он кивнул на выход, и я вышел.

Мы остановились под навесом, где на лавке лежал мой рюкзак, а рядом с ним автомат. На меня смотрели повольники, которых несколько дней назад я считал своими боевыми товарищами, и взгляды многих были недобрыми. Как и Герман, они считали меня трусом, который бросил Кольцо, а сам сбежал. Ну и что сказать? Оправдываться бессмысленно. Да, я сбежал, но по приказу непосредственного командира. Потом добрался до болот и нашел потайную тропинку Федора Романова. Сутки добирался до лодки. Потом выбрался на реку, перебрался на левый берег и доложил о том, что произошло. Я был предельно честен, только не успел сообщить о встрече с Жаровой, и в итоге меня огульно объявили трусом.

«Пропади все пропадом», — подумал я, понимая, что сейчас ничего не докажу, и повернулся к Игнату.

— Руки вверх подними, — приказал повольник.

Я сделал, что велено, и он быстро обыскал меня. В карманах была всякая мелочь, которую Игнат выгреб, и после этого он спросил:

— Боеприпасы или оружие за пределами крепости не прятал?

— Нет, — покачал я головой.

Игнат, которому было неприятно шмонать меня, поморщился:

— Если не виноват, выпустят. Пойдем в карцер, парень. Знаешь, куда идти?

— Знаю.

Крепостной карцер находился в подвале третьего донжона, и, перед тем как оказаться за решеткой, я попросил повольника:

— Игнат, окажи услугу.

— Какую?

— Присмотри за моими вещами.

— Хорошо.

Повольник кивнул и ушел, а я остался один. Присел на жесткие нары и услышал злой голос караульного:

— Не положено! Встать! Лежать разрешается только после отбоя.

Караульным оказался мой знакомый, тот самый дружинник, которого я вырубил перед выходом в рейд. Он меня тоже узнал и хотел показать свою власть. Но мне было все равно, и я отозвался:

— Плевать…

— Повольник, я ведь сейчас в камеру зайду и навешаю тебе, чтобы не огрызался.

— Попробуй только. Горло перегрызу.

Не знаю, поверил он мне или решил не нарушать устав, который запрещал в одиночку входить в камеру арестованного, но дружинник замолчал, а я заснул…

Проснулся вечером, когда принесли ужин: тарелку каши, кусок хлеба и компот. Караульный сменился, и новый охранник, которому было скучно, все время пытался меня разговорить. Только мне общаться не хотелось, и я отмалчивался.

Наступила ночь, и снова сон. Потом утро, завтрак, выход в туалет и сон. Обед и сон. Опять ужин, прогулка в туалет и сон.

В общем, мной овладела апатия. Мыслей ноль. Желаний нет. Я находился в состоянии покоя, и это продолжалось до тех пор, пока за мной не пришел Игнат.

Повольник появился среди ночи. Он вывел меня из карцера и сказал:

— Отпускают тебя.

— Наших нашли? — спросил я.

— Да.

— Все живы?

— Тропарь умер, сердце остановилось.

— А Миша?

— Живой. В себя пришел, но не разговаривает. Пока только знаками общается.

— Что с Кольцом?

— Его возле ручья не оказалось. Тела нет, крови немного. Видимо, не успел он себя подорвать, и его взяли в плен.

— Как же так? Выходит, что подтверждения моим словам нет?

— Есть. Елена, Рик и Федор говорят, что слышали, как вы от дикарей отбивались. Пулемет бил и автомат, два ствола. А еще ПКМН, который ты в воду бросил, обнаружили.

— И что со мной теперь будет?

— Герман скажет.

Мы вошли в командирскую палатку, в которой собрались наиболее авторитетные ветераны отряда. За столом трибунал в лице Германа, Корейца и Техаса. Рядом с ними Елена и еще несколько повольников. Они молчали, и я тоже. Встал под тусклой лампочкой в центре палатки и ждал, что будет дальше. Видимо, моя судьба уже была решена, и что бы я ни сказал, все впустую.

— В общем, так, — прерывая тишину, заговорил Герман. — Обвинение в бегстве без приказа с тебя снимается. Однако доверия к тебе нет, и, как командир отряда, я разрываю с тобой контракт. Завтра утром ты обязан покинуть крепость. Оружие оставляем. Вещи тебе вернут. Расчет получишь у казначея. Вопросы?

— Нет вопросов, — покачал я головой.

— Тогда уходи, пока я не передумал.

«Легко отделался, — промелькнула мысль. — Герман запросто мог вывести меня из крепости и расстрелять. Или оставить в отряде, а потом подставить. Ведь его сын исчез: то ли погиб, то ли в плену, что еще хуже, а я жив и здоров».

Итак, суда не было. Командир огласил свое решение, этого достаточно, и через пару минут я оказался в своей палатке. Мой рюкзак был на месте, а вот оружие отсутствовало.

Что делать? Куда идти? Как теперь жить? Такие вопросы я задавал себе, и в этот момент вспомнил о письме, которое обещал доставить ведьмаку Вадиму. После чего усмехнулся. Жизнь продолжалась, и у меня была цель. Значит, не все так плохо, как могло быть.

Заглянув в рюкзак, я убедился, что завернутое в шелковый платок послание и шеврон Жаровой на месте. После чего лег на спальный мешок и попробовал сформировать план дальнейших действий. Во-первых, нужно добраться до Каменца. Во-вторых, найти место, где можно остановиться. В-третьих…

— Горюешь? — Прерывая мое уединение, рядом присела Елена.

— Есть немного, — кивнул я и спросил ведунью: — Это ты за меня заступилась?

— Свое слово я сказала. Но оно ничего не решало. Повольники — люди суровые, однако справедливые, насколько это возможно. Герман против тебя, а остальным смерть новичка не нужна. Есть сомнения в тебе, но прямых фактов предательства или трусости нет. А поскольку всем известно, что может произойти в разведке, Германа убедили не пороть горячку.

— Ясно.

Елена немного помолчала и поинтересовалась:

— Куда направишься?

У меня мелькнула мысль, что нужно рассказать ей о встрече с Жаровой. Однако я сдержался. Как говорится — все, что вы скажете, может быть использовано против вас. А мы уже не в одной команде. Поэтому лучше промолчать.

— Наверное, в Каменец пойду, — ответил я. — Наймусь в другой отряд или найду работу. А может, в Алексеевскую республику подамся. Там после осеннего погрома бойцы нужны.

— Это хорошо, что не раскисаешь.

Она хотела встать, но я взял ее за руку и удержал.

— Вопрос имеется.

— Спрашивай, — она кивнула.