– У нас нет на это времени, Курт.

– Тогда, может быть, позже, – проговорила я. Мои глаза метнулись к решетке. Сэди так и не появилась. Я молилась, чтобы она услышала наш разговор и держалась подальше. – Мне пора идти. – Я медленно отошла от немцев. Я все еще хотела повидаться с Сэди, но пока солдаты стояли здесь, это было невозможно.

Старший по званию перевел взгляд на мою корзинку.

– Что ты несешь?

– Просто немного еды для моей семьи. Купила в магазине. – Я сразу поняла свою ошибку. Было воскресенье, все магазины были закрыты.

– Дай мне посмотреть, – потребовал он. Когда он потянулся к корзине, меня охватила паника.

– Милая! – окликнул голос сзади. Еще до того, как повернуться, я узнала знакомый голос Крыса. Он подошел ближе и поспешно забрал у меня корзинку. Затем достал удостоверение личности и продовольственную книжку и протянул их старшему офицеру. – Мы так волновались. Мать моей невесты больна, и ей пришлось добывать еду для всех нас, пока я заботился о ней, – спокойно солгал он немцам. Даже в панике, меня взволновали его слова – он назвал меня своей невестой. На мгновение мне показалось, что между нами все по-прежнему. Но, разумеется, это была уловка, чтобы обмануть солдат.

– Моя мать – Анна-Люсия Степанек – в хороших отношениях с оберфюрером Маустом, – добавила я, надеясь, что упоминание имени спутника мачехи поможет снискать их расположение.

Я оказалась права – выражение лица моментально изменилось.

– Конечно, фройляйн, – сказал старший, сменив тон. Он вернул продовольственную книжку Крысу. – Извините. – Мужчины расступились, давая нам пройти. Но когда я сделала шаг в сторону, я мельком увидела в канализации знакомое лицо. Это была Сэди. Она пришла на встречу со мной и невольно попала в поле зрения. Мне хотелось, чтобы она отошла назад. Но она неподвижно стояла с выражением ужаса на лице. В любое мгновение ее могли увидеть.

– Пойдем, – звал меня Крыс, не понимая, почему я не иду за ним. Я застыла, не зная, что предпринять. Затем услышала скрежет внизу, в канализации раздался шум шагов – Сэди убежала. Я громко покашляла, чтобы заглушить его.

Один из солдат оглянулся через плечо.

– В чем дело?

– Прошу прощения, – ответила я. – Весенняя аллергия.

Я позволила Крысу увести меня, моля Бога, чтобы немцы больше не задавали вопросов.

– Стойте! – крикнул старший солдат. Я замерла. Он что-то заподозрил? Я обернулась и увидела, что он странно смотрит на Крыса.

– Твое лицо кажется знакомым, – сказал он.

– Я работаю грузчиком, – спокойно ответил Крыс. – Вы, наверное, видели меня в городе. – Он повернулся ко мне. – Пойдем. Твоя мать ждет. – Когда он уводил меня прочь, я заставила себя не оглядываться на решетку.

Мы шли, и мое сердце бешено колотилось. Я все еще ощущала на себе взгляды немцев и ждала, что они придут за нами и задержат для допроса или чего похуже.

Но они этого не сделали.

– И снова ты, – сказала я Крысу, когда мы отошли подальше от переулка. Я старалась придать голосу оттенок раздражения. – Ты что, следишь за мной?

– Вряд ли, – ответил он. – Я работаю в этом районе с отцом в доке и подрабатываю в кафе – надо платить за аренду квартиры, где остановился. Это же не твоя часть города. Снова послали за вишнями?

Он попытался пошутить, но я не улыбнулась.

– Что-то вроде. Я иногда прихожу на рынок по делам.

– Лучше не стоит, – буркнул он. – Опасно бродить по городу. Тебе нужно быть осторожнее, – пожурил он, будто разговаривал с ребенком.

Я остановилась и посмотрела ему прямо в лицо.

– Почему тебя это волнует? – сердито выпалила я. Он отступил назад, будто мои эмоции искренне удивили его. – Ты бросил меня. Ты даже не сообщил мне, что вернулся. – Я не собиралась ссориться с ним, но теперь, когда вырвались эти слова, я хотела получить на них ответ. – Почему?

– Ш-ш-ш. Не здесь. – Он взял меня за руку и повел по оживленной улице, подальше от магазинов и домой, уводя к промышленным зданиям и складам у реки. – Я хотел увидеться с тобой, – сообщил он наконец, когда мы остались одни на берегу Вислы вдалеке от лишних ушей. – Когда я увидел тебя несколько недель назад, я пыталась объяснить, но ты убежала.

Уперев руки в бока, я повернулась к нему лицом.

– Ну вот я здесь. Может, скажешь мне?

Прежде чем заговорить, он обернулся через плечо, будто здесь, на пустынном берегу реки, не считая равнодушных уток, кто-то мог подслушать. – Элла, все это время я был не только в армии. По крайней мере не в той армии, которую ты знаешь.

– Я не понимаю.

Неужели он обо всем лгал?

– Я правда записался в армию и отправился на фронт. – Я вспомнила его в день отъезда на железнодорожной станции Краков-Главный, такого гордого, полного надежд в своей новой униформе, подмигивающего мне перед посадкой в поезд. – Но потом Польша потерпела поражение и случилось кое-что еще. Ты слышала об Армии Крайовой? – Я кивнула. В начале войны ходили слухи, что группа польских мужчин организовалась для борьбы с немцами, и с тех пор я слышала жалобы, что они участвуют в саботаже. Но чем дольше длилась оккупация, тем больше храбрые повстанцы казались выдумкой, вроде сказок и легенд.

– Видишь ли, когда стало ясно, что Польша собирается сдаться, один солдат рассказал мне о формировании другой подпольной армии, – сказал Крыс. – Я слышал, что они собирались предпринять, и понимал, что должен влиться в ее ряды. Воевать на фронте оказалось бессмысленно; единственной нашей надеждой стали секретные операции. Поэтому я стал работать с небольшой группой, чтобы противостоять немцам. Позже мы объединились с другими подобными организациями и сформировали Польскую Армию Крайову.

Я все еще не совсем понимала, что все это значит – или как это помешало ему вернуться ко мне.

– Чем именно ты занимаешься?

Он помотал головой.

– Я не могу рассказать. У меня очень рискованная работа – бороться с немцами различными способами. Вот почему, даже когда я вернулся, мне пришлось держаться от тебя на расстоянии. Понимаешь, многие участники операций долго не живут.

– Нет… – прошептала я, ужаленная мыслью, что с ним что-то может произойти. Я приблизилась к Крысу, и он меня обнял.

– Я не хотел ранить тебя. Не хотел подвергать опасности. За себя я не беспокоюсь. Но если меня схватят, они придут за всеми, кого я любил. Я не вернулся, потому что хотел защитить тебя. Ты мне дороже всего на свете. Но я не могу видеть твои страдания. Так что теперь ты понимаешь, почему мы не могли быть вместе?

– И почему мы сейчас не можем? – Выпрямившись, я отстранилась от него.

Он мрачно кивнул.

– Это единственный способ.

– Думаешь, вы сможете одолеть немцев? – недоверчиво спросила я.