Когда час спустя он снова вернулся в спальню, Талли притворилась, что спит. Ей было очень одиноко, и, когда Хант погасил свет, по ее щекам сами собой покатились беззвучные слезы. Как долго продлится этот кошмар, Талли не знала. Ей было понятно только одно: нужно терпеть.

И она готова была терпеть сколько потребуется.

На следующий день Талли с утра отправилась в тренажерный зал, а потом позвонила в Нью-Йорк Макс. Судя по звукам на заднем плане, которые раздавались в трубке, Макс обедала с друзьями в каком-то довольно шумном месте, и Талли невольно вздохнула с облегчением. Из-за смеха и музыки разговаривать по телефону было довольно трудно — Макс не слышала половины из того, что говорила ей мать, поэтому они договорились, что созвонятся позднее. Ноток отчаяния в голосе матери Макс не заметила.

После обеда Хант отправился играть с друзьями в теннис, а Талли села в гостиной и стала просматривать очередную порцию изменений в сценарии. Хант предложил пойти вечером в кино, и она волей-неволей согласилась. Теперь она ждала его возвращения чуть не со страхом и гадала, сколько времени может занять расследование. Время тянулось невыносимо медленно, и каждая минута причиняла ей почти физическую боль. Талли даже стало казаться, что она не выдержит этой пытки и попробует выяснить отношения с Хантом, не дожидаясь, пока Мег сообщит ей о результатах работы сыщиков. С тех пор как она побывала в офисе детективной фирмы, не прошло и суток, но Талли чувствовала себя так, словно ждет звонка от Мег уже целую вечность.

Они все-таки поехали в кино. Талли просто не сумела придумать подходящий предлог, чтобы остаться дома, к тому же она знала, что, если откажется, Хант вряд ли отправится туда один. По дороге ей вдруг пришло в голову, что как раз в эти минуты кто-то из людей Мег следит за ними, но когда у входа в кинотеатр Талли огляделась по сторонам, то ничего не заметила. Хант и вовсе ничего не подозревал.

Этот уик-энд стал, наверное, самым длинным в жизни Талли. И самым тягостным. Воскресенье, впрочем, оказалось не таким гнетущим, так как по предложению Ханта они заехали к отцу Талли, а потом все вместе отправились в «Плющ». Вывезти Сэма в город было нелегко — с некоторых пор это требовало значительных усилий и превращалось в целую «боевую операцию», но Ханта это нисколько не пугало. Подобные вещи он всегда делал охотно, зачастую — по собственной инициативе. Талли это очень нравилось, но сейчас ей только стало еще тяжелее. Неужели все кончено, спрашивала она себя. Теперь Талли стало понятнее, почему некоторые женщины, узнав об измене мужа, не спешат выяснить с ним отношения, а, напротив, — делают вид, будто ничего не произошло. По словам Мег, подобное случалось довольно часто, но Талли такой вариант не подходил. Она знала себя, знала, что не сможет жить с Хантом, если выяснится, что он ей изменил. С другой стороны, разрыв тоже казался ей чем-то невероятным, невозможным. Талли не представляла себя без Ханта, но и остаться с ним не могла.

В «Плюще» было многолюдно и шумно. Сэм очень старался держать себя как обычно, и ему это вполне удавалось, но Талли знала, что на самом деле отец глубоко переживает и за Ханта, и за нее. К счастью, на веранде, где они заказали столик, им встретились знакомые. Разговор с этими людьми — довольно приятной супружеской парой — немного отвлек Талли, и все равно она не чаяла, когда же этот тягостный обед наконец закончится.

За выходные Бриджит звонила Талли дважды, что было для нее не совсем обычно, да и, судя по голосу, чувствовала она себя крайне неловко. Бриджит, правда, сказала, что наслаждается спа-процедурами в отеле, но Талли подозревала, что, если бы это было действительно так, помощница вряд ли стала бы ей звонить. Не было никаких сомнений, что Бриджит чувствует себя виноватой и не находит себе места от беспокойства. Талли тоже нервничала, правда — по совершенно иной причине, и только Хант, похоже, ничего не подозревал, полагая, что она действительно немного простыла. В воскресенье вечером он, правда, предпринял попытку заняться с ней любовью, но Талли не могла ответить ему взаимностью. Пришлось сослаться на головную боль и общую слабость, и Хант, решив, что она подхватила грипп, принес ей в постель куриный бульон, отчего Талли едва не расплакалась.

— Я не хочу, чтобы ты меня баловал, — сказала она печально.

— Зато я хочу тебя баловать, — возразил он.

При этом голос его звучал настолько тепло и искренне, что Талли снова спросила себя, неужели Бриджит ошиблась и услышанные ею офисные сплетни были неточны. Сама она не знала, что и думать, кому и во что верить. Ей по-прежнему было больно и грустно, но сейчас самым сильным чувством, которое испытывала Талли, была растерянность. Ей даже казалось — она готова отдать все свои деньги, лишь бы знать что-то наверняка.

Она все-таки нашла в себе силы съесть бульон и проглотить пару поджаренных гренков. За едой они с Хантом болтали как старые, добрые друзья, потом он подоткнул одеяло и, поцеловав на сон грядущий, пожелал спокойной ночи.

Но Талли так и не смогла уснуть. Всю ночь ее мучили кошмары, и она не сомкнула глаз до самого рассвета.

Рано утром Талли села в джип, который одолжила на съемочной площадке, и вернулась в Палм-Спрингс. В шесть она была уже в своем трейлере. По дороге Талли пыталась взбодриться и заставить себя думать только о работе, но у нее почти ничего не получилось. Она никак не могла сосредоточиться на фильме, и лишь колоссальным усилием воли ей более или менее удалось успокоиться. Рабочий день начался с обсуждения изменений в сценарии, во время которого Талли все еще была рассеянна и не могла сразу включиться в обсуждение, так что сценаристы, с которыми она беседовала, удивленно на нее косились.

В восемь начались сами съемки — зажужжали камеры, засновали по рельсам операторские тележки, и Талли постепенно увлеклась, втянулась в знакомый процесс и почувствовала себя чуточку лучше. Кроме того, рядом не было Бриджит, которая напоминала бы ей о ее проблемах — помощница на весь день уехала в Лос-Анджелес, чтобы заняться мелкими организационными делами. В Палм-Спрингс она вернулась только во вторник и привезла несколько официальных писем, на которые, как ей казалось, Талли должна была непременно взглянуть. Талли снова постаралась сосредоточиться, но дела мало интересовали ее. Она с нетерпением ждала только одного — весточки от Мег, но та не писала и не звонила.

Хозяйка детективного агентства дала о себе знать только в четверг — через шесть дней после их встречи в Лос-Анджелесе. Для Талли это были самые долгие шесть дней в ее жизни.

— Здравствуйте, как поживаете? — вежливо поздоровалась Мег, и Талли захотелось заорать на нее, потребовать, чтобы она как можно скорее рассказала все, что сумела узнать за без малого неделю.

Не без труда она взяла себя в руки, хотя поддерживать предложенный Мег безразлично-деловой тон ей было невероятно трудно. Талли казалось, что, если неизвестность продлится еще хоть несколько минут, она сорвется и устроит что-то вроде истерики прямо по телефону. Единственное, что ее удержало, — это мысль о том, что она разговаривает с профессионалкой, на которую крики и вопли вряд ли подействуют.