Югурта повернул голову. Конечно, он не догадывался, о чем будет разговор, да это его не слишком-то интересовало. Он готов на все. Только надо дать отдохнуть коням.

Они подошли к преторию. Знаком отослав легионеров, стоявших у входа, Публий впустил Югурту, а затем вошел сам и тщательно запахнул полог. За столом сидел Полибий. Свиток был уже готов. Смахнув песок, Полибий, не сворачивая, протянул его Публию.

– Здесь послание Миципсе, – объяснил консул Югурте. – После того, что ты сделал, Нуманция долго не продержится. Возвращайся на родину со славой, равной славе деда твоего Масиниссы. Я прочту тебе это письмо.

«Доблесть, проявленная твоим Югуртой в нумидийской войне, чрезвычайна. И я уверен, что это тебя обрадует. Нам Югурта дорог, и мы приложим все усилия, чтобы он заслужил признательность сената и римского народа. Это муж, достойный тебя и Масиниссы».

Прижав к груди свиток, Югурта смотрел на консула. Его лицо было непроницаемо. Ничто не говорило ни об огорчении близкой разлукой с Публием, ни о радости близкой встречи с Нумидией.

– Ты и впрямь думаешь, что Миципса обрадуется, узнав о подвигах Югурты? – спросил Публий после ухода нумидийца.

– Нет, я уверен, что возвращение Югурты вызовет у нумидийского старца ярость. Но ведь это официальное письмо. И ты можешь не знать о вражде дяди и племянника.

– Благодарю тебя, Полибий. Ты нашел для моего послания достойные выражения. Ты, конечно, понимаешь, почему я сегодня решил расстаться с Югуртой?

Публий мог бы этого не спрашивать. Они понимали друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Но он все же решил высказать свои опасения вслух:

– Дело не в том, что никто не должен знать о моем приказе. Главное другое. У Югурты появились друзья среди юных воинов. Они внушают ему мысль, что в Риме все продажно.

Полибий знал, на кого намекает Публий. Он и сам часто видел Гая Гракха беседующим с Югуртой. Но откуда консулу стало известно содержание их разговоров? Не исключено, что от Югурты.

– Видишь ли, – продолжал консул. – Тот, кто говорит о продажности, не ошибается. Но одно дело разговоры в нашем кругу, другое – среди тех, кто искусно скрывает свои честолюбивые помыслы.

– Ты прав, – согласился Полибий. – Я помню Югурту мальчиком. Он уже тогда строил из кубиков свою Цирту.

– Я тоже помню его юнцом! – сказал Публий. – Поэтому и счел его дальнейшее пребывание в Испании нежелательным. Тем более, что с сегодняшнего дня судьба Нуманции решена.

Как-то под вечер роскошные носилки остановились у дома Гракхов. Из них вышли Блоссий и посол Пергама Эвдем, в руках которого был небольшой деревянный ящичек.

Блоссий познакомился с Эвдемом в год смерти Аттала. Узнав, что Блоссий знаком со Сципионом и другими выдающимися людьми Рима, Эвдем уговорил философа поехать вместе с ним. Блоссий успел закончить свои дела и ответил на просьбу Эвдема согласием.

Еще в Капуе, где путешественники сошли с корабля, они узнали, что Сципиона в Риме нет: сенат послал его осаждать Нуманцию. Это нарушало планы Эвдема: хитрый посол хотел вручить завещание Аттала III именно Сципиону. Блоссий посоветовал ему передать завещание Гракху, вождю римского плебса. Посол принял совет и вместе с Блоссием отправился к Гракху.

Когда носилки остановились, из окна соседнего дома показалось одутловатое лицо Квинта Помпея. Оно торчало до тех пор, пока за прибывшими не захлопнулась дверь вестибула. Затем Помпей припал к щели забора.

В атриуме гостей встретила Корнелия. Посол выразил ей свое почтение, по древнему обычаю, воздушным поцелуем.

– На моей родине ваше имя пользуется большой известностью, – сказал он, опускаясь в предложенное ему кресло.

– Не моя заслуга в том, что я – дочь Сципиона Африканского, – ответила Корнелия.

– Говорят, ты отказалась стать женою Птолемея, чтобы целиком отдаться воспитанию детей?

– Что же для матери может быть выше счастья ее детей?

– Твои дети, – продолжал посол, – достойны своей матери. Буду рад познакомиться с ними.

– Гай, мой младший, под Нуманцией, а старшего вы сможете увидеть сейчас же.

Корнелия открыла дверь в таблин.

За столом, глубоко задумавшись, сидел Тиберий. При виде Блоссия его лицо осветилось ясной и доброй улыбкой. Он бросился обнимать своего учителя.

– Разреши познакомить тебя с Эвдемом, послом покойного царя Аттала III, – сказал Блоссий.

– Пойдемте, друзья, в перистиль и там поговорим за кратером фалернского! – предложил Тиберий и хлопнул в ладоши.

На зов явился раб.

– Накрой столик у бассейна!

Через несколько минут Тиберий и гости сидели на скамье у стены, увитой плющом и диким виноградом.

– Как понравился Рим? – спросил Тиберий посла.

– Откровенно сказать, разочаровал. Зная о могуществе Рима, о его победах над Карфагеном, я рассчитывал увидеть город, достойный его славы и могущества. Но, увы!..

– Да, – вмешался в разговор Блоссий, – Риму еще далеко до Пергама.

Расторопный раб накрыл стол. Каждый налил себе в фиал вина и дополнил его до краев водой.

Заговорили о цели приезда Эвдема. Посол открыл деревянный ларец. В нем рядом со свитком пергамена – завещанием Аттала – лежала золотая корона. Посол огласил завещание. При чтении заключительных слов: «Оставляю сокровища мои и царство мое римскому народу», – Тиберий оживился. Он обменялся кубком с послом, отхлебнул вина и сказал:

– Аттал завещал свое царство и богатства римскому народу, а не сенату. Справедливость требует, чтобы весь римский народ решал судьбу другого народа, а богатства Аттала, раз они принадлежат римскому народу, следует употребить на его пользу. Тому, кто получает землю по аграрному закону, нужны скот и инвентарь.

– Превосходно, мой мальчик! – воскликнул Блоссий. – Ты говоришь как зрелый политик!

Посол пил вино мелкими глотками. Осушив фиал, он вынул из ларца корону и спросил:

– А кому я вручу это?

Тиберий взял корону и осмотрел ее со всех сторон.

– Корону придется отвезти обратно. После изгнания Тарквиния Гордого вряд ли в Риме найдется человек, который согласится носить это украшение!

Вино было выпито, и разговор окончен. Тиберий и Блоссий проводили посла в пустовавшую комнату Гая. Пожелав Эвдему хорошо отдохнуть после утомительного путешествия, они прошли в таблин, где Блоссий прежде всего спросил, что нового.

– Завтра собрание, – ответил Тиберий. – Назика добивается отмены закона на том основании, что я лишил Октавия власти. Но я преподнесу им сюрприз!

Но не только в доме Гракхов в этот вечер принимали гостей. Уже совсем стемнело, когда, низко нагнувшись, хотя двери были достаточно высоки, некий человек вошел в дом сенатора Назики. Взяв гостя за руку, Назика повел его в таблин. Посмотрев, нет ли поблизости кого-либо из слуг, хозяин задернул плотный златотканый занавес.