– Идемте, друзья! – сказал Ксен. – Народ собрался, народ ждет. Все наши – там!

– А Фульвий? – осведомился Тиберий.

– Фульвий придет позднее.

В окружении друзей Тиберий двинулся к Форуму. Ксен, шедший рядом с ним, сказал:

– Тиберий, твое благородное дело в опасности. Его может спасти помощь рабов. Позволь мне привести гладиаторов.

Гракх задумался и покачал головой.

– Нет, Ксен. Что может быть общего между свободными людьми и рабами? Недаром говорят: сколько рабов, столько врагов.

Ксен ничего не сказал. Лицо его помрачнело.

Форум встретил Тиберия радостными криками. Но в толпе Гракх не увидел крестьян: они не явились, занятые уборкой урожая.

«Какую еще новую хитрость предпримут враги, чтобы сорвать голосование? – подумал Тиберий. – Фульвий, наверно, знает. Но где же он?»

Тиберий искал друга глазами.

Началось гадание. Служитель вынес клетку со священными курами и бросил им просо. Куры стали клевать его так жадно, что оно выпадало у них из клювов.

– Хорошо! – улыбнулся Блоссий. – Теперь сенаторы не могут объявить результаты выборов недействительными.

Избиратели разошлись по трибам. Голосование началось.

Но вдруг произошло какое-то замешательство. Клиенты богачей стали, как по сигналу, проталкиваться вперед.

В это время Тиберий увидел Фульвия.

– Расступитесь, граждане! – закричал он. – Расступитесь!

Тиберий с трудом протискался к другу. Фульвий быстро заговорил ему на ухо:

– У храма Верности стоит толпа клиентов Назики, вооруженных дубинами… Остерегайся! Я иду обратно, чтобы следить за намерениями врагов.

Тиберий передал сообщение Фульвия Ксену и Блоссию, те – своим друзьям. Они тотчас же подпоясали тоги, выломали жерди из ограды, поставленной вокруг урн для голосования, и приготовились к защите.

В задних рядах люди, не понимая, в чем дело, заволновались. Тогда Тиберий, голос которого они не могли услышать, коснулся рукой головы, показывая, что ему угрожает опасность.

В это же время в храме Верности заседал сенат. Обсуждался вопрос о восстании Аристоника. Председательствующий, консул Муций Сцевола, поминутно звонил в колокольчик. Сенаторы были невнимательны. То, что происходило рядом, на площади, их волновало больше, чем события в Пергаме.

Назика, имевший обыкновение сидеть у окна, теперь устроился у двери. Вдруг дверь распахнулась и вбежал ликтор. Не спросив разрешения у консула обратиться к сенату, он закричал:

– Отцы сенаторы! Тиберий Гракх требует царской короны! Я видел, как он коснулся своей нечестивой головы в знак того, что ему нужна корона!

Сенаторы пришли в смятение. Многие вскочили с мест. Назика, для которого появление ликтора не было неожиданностью, первым попросил слова.

– Отцы сенаторы! Стремление Тиберия Гракха к царской власти – не секрет. Зачем ему, внуку Сципиона, этот аграрный закон, как не для того, чтобы вызвав смуту, захватить власть? Зачем ему наследство Аттала, если он не хочет стать тираном? Сегодняшними выборами он только прикрывает свои преступные стремления! Требую объявить чрезвычайное положение!

Консул возразил:

– Наши предки объявляли чрезвычайное положение в случае крайней опасности, а я не вижу ее в данном случае. Сообщение ликтора надо проверить.

– Нечего проверять! – закричал с места Квинт Помпей. – Я сосед Гракха и сам видел, как посол Аттала передал ему корону и порфиру царей!

– Это тоже необходимо проверить, – спокойно возразил консул.

В страшном возбуждении Назика вскочил со своего места и заорал:

– Все ясно! Консул предает республику! Кому дорога республика – за мной!

Приподняв край тоги, Назика выбежал из курии прежде, чем консул успел вымолвить слово. За Назикой бежало около тридцати сенаторов. У входа к ним присоединилась толпа клиентов с дубинами.

Опасность стала ясна Тиберию, лишь когда ее уже нельзя было предотвратить. В нескольких шагах от себя он увидел искаженные яростью лица Назики и его сторонников.

Друзья окружили Тиберия тесным кольцом. На их головы посыпались удары. По телам упавших сенаторы и их подручные рванулись к трибуну. Но на пути встал Ксен. Длинным колом он наносил нападавшим сильные и меткие удары, и они отступили.

Тиберий спрыгнул вниз и, схватив кем-то брошенную палку, подбежал к Ксену.

– Держись, друг! – крикнул он.

Враги стали забрасывать их камнями. Тиберий почувствовал сильный удар в плечо и выронил палку. Ксен покачнулся и упал под ноги сенаторам: камень угодил ему в голову. Поддерживая перебитую руку, Тиберий побежал к Капитолию. Но кто-то коварно подставил ему ногу, и он упал.

Поднявшись, окровавленный Тиберий повернулся к преследователям и не видел, как сзади подкрался человек и ударил его по голове каменной балясиной.

Так погиб Тиберий Гракх, народный трибун, вместе со своими верными соратниками и друзьями.

Историк Фанний, очевидец побоища, записал в дневнике: «Всего было убито более трехсот человек дубинами и камнями, железом же – ни один».

В храме Верности допрашивали захваченных сторонников Гракха. Первым предстал Блоссий. Он был невозмутим и смотрел через головы допрашивающих, словно видел то, что недоступно их взору.

– Почему ты, чужеземец, поднял мятеж против сената и римского народа? – спросил Рупилий, избранный консулом в тот день, когда погиб Тиберий, и теперь руководивший следствием.

– Во всех своих действиях я подчинялся вождю римского народа, Тиберию Гракху, убитому кучкой негодяев, – спокойно ответил философ.

Этот ответ вывел из себя сидевшего тут же Назику. Он вскочил и заорал:

– А если бы Тиберий приказал поджечь Капитолий, ты бы тоже подчинился?

Словно не замечая бешенства своего противника, тем же спокойным тоном Блоссий ответил:

– Он не отдавал такого приказания.

– А если бы все-таки отдал? – вмешался Рупилий.

– Тогда я выполнил бы это приказание и поступил бы честно и правильно: Тиберий Гракх не отдал бы его, если бы оно не было на пользу народу.

На это допрашивающим уже нечего было сказать.

– Ясно! – выкрикнул после небольшой паузы Назика. – Перед нами закоренелый преступник, и смерть будет для него справедливым наказанием.

Обычно в Мамертинскую тюрьму осужденного сопровождало двое конвоиров. Но так как Блоссий был старик и отнесся к приговору с философской невозмутимостью, с ним послали лишь одного дюжего легионера.

Блоссия действительно не пугала смерть. Зачем ему жизнь, когда нет Тиберия? Жаль только, что он не сможет увидеть Корнелию и поддержать ее в горе.