— Пожалуй, скоропалительный вывод, — прокомментировал Путилин. — В одиночку ковёр с трупом тащить в чулан неудобно. Ну — ну, не буду перебивать, продолжайте.

— Кроме того, следствие в лице товарища прокурора клонится к тому, что убийца ставил своей целью обнаружение тайников в мебели, и поэтому его не интересовали те ценности, что лежали на виду. Именно этим, по мнению Эггле, и объясняется тот факт, что из квартиры Барклай фактически ничего не пропало.

— Логично, — кивнул Путилин. — Вполне возможно, что именно для того, чтобы спокойно покопаться в пустой квартире, убийца сделал попытку вернуться на место преступления ночью, да наш замок его остановил.

— Эггле вознамерился было отыскать мастера, изготовившего для погибшей Барклай мебель с тайниками, но мы его отговорили от этого, — вмешался Гаевский. — Доказали, что установление мебельного мастера на данном этапе ничего следствию не даст. Убийца не знал, где именно находятся тайники, а сие означает, что сведения о них разгласил отнюдь не изготовитель мебели.

— Согласен, — вторично кивнул начальник Сыскной полиции. — Изготовитель мебели — пока не самое интересное направление розысков. Гораздо интереснее для нас разобраться с тем, как в руки убийцы попали ключи от квартиры погибшей.

— Извините, Иван Дмитриевич, но в этом я вообще никакой загадки не вижу, — заметил Агафон Иванов. — Убийца, хорошо знакомый обеим жертвам спокойно звонит в дверь — заметьте, без ключей! — и ему открывают. Он тянет время, дожидается ухода Толпыгиной, потом убивает Барклай. Спокойно, без суеты прячет её тело, на место залитого кровью ковра кладёт другой, взятый из чулана. Возвращается Толпыгина; она не видит и не слышит хозяйку, но сие её не настораживает, поскольку следов крови из прихожей не видно. Их вообще не видно. Толпыгина снимает верхнюю одежду, ничего не подозревая, уходит из прихожей и тем самым лишается путей отхода. Убийца убивает её, но тело спрятать не успевает — в дверь звонит Волков. Убийца выжидает, прислушиваясь. Он слышит, что Волков разговаривает с дворником, оставляет тому записку для вручения Барклай, затем уходит. Убийца понимает, что к квартире уже привлечено внимание, поэтому лучше пока её покинуть. Он бросает нож на месте преступления, дабы не выдать себя с потрохами в случае неожиданного задержания, забирает один из комплектов ключей, висевших на кухне и выходит через парадную дверь. Он вынужденно оставил за собою дверь открытой, поскольку услышал, как в дворницкой копается дворник Филимон, занявшийся мелкой починкой. В такой ситуации убийца почёл за благо не греметь дверным замком. Он тихонько притворил входную дверь и пошёл вон. Таким образом, он явился в квартиру Барклай без ключей, а ушёл с ключами, которыми и воспользовался ночью при попытке войти через дверь чёрного хода. Да только там уже висел наш замок. А наших «прихваток» он не знал и к появлению замка оказался не готов, потому в квартиру попасть не смог.

В кабинете повисла тишина. Путилин некоторое время обдумывал слова подчинённого, потом хитро посмотрел на него.

— Что ж, Агафон Порфирьевич, дело сказал. Верю каждому слову. Если всё так и было — а звучат твои слова правдоподобно — то ключи действительно никуда нас не поведут. Ладно, ключи пока отложим, не думаем о них, — резюмировал Путилин. — А что с сыном погибшей Александры Васильевны Мелешевич?

Гаевский обстоятельно изложил всю собранную о Дмитрии Мелешевиче информацию.

— В принципе, он остаётся под подозрением. — подвёл итог сказанному Владислав. — Теоретически он вполне мог совершить двойное убийство. Но по нашему с Агафоном мнению уж больно он рафинирован, Иван Дмитриевич, уж больно жидковат для такого преступления.

— Э — э, добры молодцы, не скажите. — Путилин забарабанил пальцами по столу. — Не надо делать из дворянских детишек тряпичных кукол. Дело Карла Ландсберга забыли?

Начальник Сыскной полиции упомянул скандальное убийство в мае 1879 года двух человек в помещении ссудной кассы в Санкт — Петербурге, совершённое прапорщиком гвардейской артиллерии Карлом Ландсбергом. Тогда от руки блестящего молодого человека погибли владелец кассы и прислуживавшая там женщина. Нападавший с таким остервенением колол и рубил артиллерийским тесаком с 40–сантиметровым лезвием тела своих жертв, что в запальчивости рассёк собственную руку. Саморанение оказалось столь серьёзным, что покинув место преступления, Ландсберг был вынужден обратиться за медицинской помощью в ближайшую аптеку; там его запомнили и это, в конечном итоге, предопределило его последующее разоблачение. Особую скандальность данному делу придало то обстоятельство, что Карл Ландсберг был героем только что окончившейся Балканской войны. За личную храбрость, неоднократно проявленную им за четыре месяца непрерывных боёв с турками, он получил из рук Государя Императора два ордена. Потомственный дворянин, боевой гвардейский офицер, чья репутация считалась безупречной, был принят в лучших домах столицы и готовился к свадьбе. Собственно, именно угроза предъявления ростовщиком накануне свадьбы векселей Ландсберга на общую сумму пять тысяч рублей, толкнула последнего на убийство.

— Ландсберг всё — таки был боевым офицером, воевал, видел кровь. — заметил Агафон Иванов. — Здесь другое… Дмитрий Мелешевич не таков.

— Ты не можешь знать, каков он, — возразил Путилин. — Пока его alibi не доказано с абсолютной надёжностью, он должен рассматриваться как возможный убийца. Что там у нас с племянником, ругавшимся с убитой Александрой Васильевной? С ним кто — то работал?

— Я поработал, — Гаевский откашлялся. — Племянник много чего интересного сообщил, полагаю, вам следует знать.

Владислав обстоятельно повторил рассказ Деревягина и, коснувшись вопроса об alibi племянника погибшей, заявил:

— С абсолютной надёжностью считаю Фёдора Деревягина непричастным к убийству тётушки и её горничной. Неприсутствие подозреваемого на месте преступления подтверждено в личной беседе его сокурсниками, а также записями в журнале посещения занятий в Академии художеств и заявлением преподавателя, проводившем занятия двадцать четвёртого апреля.

— Как ведётся журнал учёта посещений? — полюбопытствовал Путилин. — Его записи могут быть фальсифицированы?

— Сфальсифицировать можно всё что угодно, даже Императорский указ или ассигнационный билет, — ответил Гаевский. — Но в данном случае, я уверен, что никакого покрывательства Деревягина нет и в помине. Деревягину, чтобы искусственно создать себе alibi, пришлось бы взять в сообщиники всю учебную группу, а вы понимаете, что это равносильно саморазоблачению.

— Ладно, давайте «отложим» племянника в сторону, — согласился Путилин. — Что там с биржевым маклером? Он, кстати, был на похоронах Барклай?

— Нет — с, не был. И мы с ним пока не познакомились, — сказал Гаевский.

— Не тяните, уже четвёртые сутки пошли. Прямо сегодня навестите! — распорядился начальник Сыскной полиции. — Как прошли похороны? Что — то обратило на себя внимание?

Иванов и Гаевский ответили по очереди. Их сообщения оказались практически идентичны: никаких эксцессов, представляющих интерес с точки зрения установления личности убийцы, во время похорон Мелешевич и Толпыгиной зафиксировано не было.