— Оуэн хочет их купить. Продай ему стадо.

— Дело не только в этом. Сэм, я сбежала из Лондона, потому что терпеть его не могла, а нынешний уикэнд напомнил мне, насколько я здесь чужая.

— Мы можем переехать. Ты не должна здесь жить, если тебе не нравится.

— Нравится! Квартира, весь этот комплекс. Он замечательный, ты должен гордиться тем, чего достиг. Дело не в этом. Дело... в людях. Умных и красивых, проводящих жизнь в погоне за недостижимой мечтой. Сэм, мне это чуждо. Кажется таким фальшивым. Здесь нет таких людей, как Оуэн или твои дедушка и бабушка, на кого можно положиться в трудную минуту. Те, с кем ты общаешься, слишком заняты собой, чтобы заботиться о других.

— Думаю, ты слегка преувеличиваешь, — тихо отозвался он. — У меня много друзей, на которых я могу положиться.

— У меня тоже, но они не здесь, Сэм, и никогда здесь не будут.

Его пальцы обвели контур ее подбородка, они слегка дрожали, глаза стали печальными и немного потерянными.

— Джемайма, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Сэм, но этого недостаточно.

— Должно быть достаточно.

— Увы. Я знаю, что этого мало. Ты забываешь, я много лет проработала адвокатом и имела дело с людьми, которые не могли жить вместе, несмотря на то что любили друг друга. И в конце концов любовь разрушалась. Прости, Сэм, я не могу выйти за тебя и жить в Лондоне. Я перестала бы быть самой собой, и очень скоро ты бы меня разлюбил. А я бы этого не вынесла.

— Я никогда тебя не разлюблю. — Закрыв глаза, он притянул ее к себе, нежно прижал к груди. — Подумай, — добавил он сдавленным голосом. — Подумай и сообщи мне свое решение. Не спеши.

— Мне незачем спешить...

— Ш-ш... Не сейчас. Позволь мне любить тебя. — Его руки проникли под рубашку, нашли ее грудь, губы прижались к губам с отчаянной жаждой.

Сердце у Джемаймы разрывалось. Что бы он ни говорил, это в последний раз, их лебединая песня. Как это вынести? Их близость подарила им блаженство с оттенком горечи, ничто не нарушало тишину, кроме нескольких сдавленных вскриков, и, когда все кончилось, она не поняла, чьи слезы оросили ей щеки — ее собственные или Сэма...

В то же утро Сэм отвез ее домой. Дорогой они почти не говорили. Говорить было не о чем, кроме тех слов, которые ни один из них не хотел бы услышать, поэтому они и молчали. Сэм держал ее за руку, а она еле сдерживала слезы и старалась не думать о том, что теряет его навсегда.

Когда наконец он въехал во двор ее фермы и отказался от чая, она почти обрадовалась. Зачем продлевать прощанье? Он проводил ее до двери, занес сумку в прихожую и взглянул на девушку.

— Ничего не говори, — пробормотал он нетвердым голосом. — Просто подумай о том, что я сказал. Нам не обязательно жить в Лондоне, есть и другие места.

Она упрямо покачала головой.

— Я не могу вернуться в Лондон, Сэм. Мне очень жаль. Ты даже не можешь себе представить, насколько мне жаль, но я не могу. — Она дотронулась до его щеки своей огрубевшей от работы рукой, и это движение словно подчеркнуло разделявшую их пропасть. — Я люблю тебя... — сказала она и заставила себя посмотреть ему в глаза. В них мелькнула боль, но он не отвел взгляда.

— ...но недостаточно, — закончил он.

— Наши миры разделяет пропасть, которую я не в силах преодолеть. Когда-то я совершила великий побег и стала другим человеком. Это не означает, что я не люблю или не считаю тебя замечательным человеком. Все наоборот. — Слезы подступили к ее глазам, заструились по щекам. С глухим стоном Сэм сгреб ее в охапку и прижал к груди.

— Джем, не надо, — прерывисто прошептал он. Отпустил ее, отстранился, зашагал прочь, потом обернулся, подбежал, припал к ее губам в отчаянном поцелуе. Через секунду повернулся на каблуках и снова бегом бросился к машине.

— До свиданья, Сэм, — крикнула она, но ее слова потонули в реве мотора и визге шин. Автомобиль резко развернулся и укатил прочь.

Джемайма осела на землю у дверного косяка, ноги ее не держали, и тупо слушала удаляющийся шум машины. Вскоре он стал почти неразличим, и на смену ему пришел размеренный, ритмичный звук тяжелых шагов по тропинке.

Она заморгала и сквозь слезы увидела знакомое лицо, которое тут же расплылось.

— О господи... Вот оно, значит, как, да? — тихо произнес Оуэн.

Джемайма упала в его объятия и отчаянно зарыдала.

Некоторое время Сэм ехал куда глаза глядят, потом повернул назад. Он и сам не знал, что делает, но каким-то образом оказался у дома Дика и Мэри. Бабушка вышла во двор, стряхивая с рук муку, взглянула на внука и без лишних слов повела его в кухню.

— Мы получили премию, — сообщил он ей без всякого выражения.

— Знаю, звонила твоя мать. Поздравляю. Но ты ведь не затем ко мне приехал, чтобы об этом сообщить?

— Нет. — Несчастье окутало его, словно промокшее одеяло. Он тяжело опустился на стул, прислонил голову к стене, закрыл глаза. — Я совершил ужасную глупость.

Мэри поставила чайник на плиту. Он слышал, как она хлопочет, открывает и закрывает краны, достает посуду, открывает банку с заваркой — с детства знакомые, успокаивающие звуки.

Она подвинула ему чашку с чаем, и он открыл глаза, склонился над ней, стал гонять пальцем пузырек воздуха.

— Я сделал Джемайме предложение.

Мэри ничего не сказала, просто ждала, и он почувствовал, как к горлу подкатил комок, который, казалось, вот-вот его задушит.

— Она отказала. — Сэм проглотил комок и снова закрыл глаза. Его вдруг охватило сумасшедшее, непреодолимое желание зарыться лицом в бабушкины колени и выплакаться, как в детстве. Он прижал пальцы к глазам и попытался справиться с дыханием. Когда ему немного полегчало, он открыл глаза и увидел, что бабушка смотрит на него с сочувствием. — Только не утешай меня, ради бога, — буркнул он.

— Хорошо, не буду. Насколько я понимаю, проблема в том, где вы оба работаете.

Он кивнул.

— И, конечно, она не соглашается переезжать в Лондон. Она его терпеть не может. Когда она сюда приехала, была очень несчастна, но здесь ей стало лучше, с коровами и цыплятами, намного лучше, чем в городе.

Сэм кивнул с печальным видом.

— И что ты собираешься делать?

Он пожал плечами.

— Вернусь в Лондон и попытаюсь забыть о ней, — произнес он с похвальным спокойствием.

— До того или после того, как справишься с болью, которая грызет твое сердце?

Его грудь поднялась, и в следующую секунду он припал к теплой мягкой груди бабушки, добрая рука погладила его по голове, и он расплакался, как ребенок.

Неделя тянулась за неделей. Джемайма чувствовала себя совершенно разбитой, ее угнетала погода и разлука с Сэмом. Она рано вывела коров на пастбище, чтобы они подольше попаслись. Глупо, конечно, и она наверняка пожалеет об этом позже, но сейчас она слишком устала, чтобы чистить коровник и вывозить навоз, а на ремонт трактора денег нет.