― Может, тебе стоит сходить, ― предложила Серафина, дёргая за мой последний паголенок, который с громким лязгом упал на пол. ― Если священник всё время спрашивает о тебе, это может быть важно. Разве ты не говорил, что примирился со своим богом?

― В последний раз, когда я посетил его храм, я положил к его ногам Наталию. Это было не так давно. До того, как мы отправились в путешествие, я столетиями не посещал ни один из его храмов. И, похоже, тогда его это не беспокоило.

Серафина засмеялась.

― В этом я не сомневаюсь. Когда бог желает тебя видеть, то обязательно найдёт. Но здесь речь идёт об одном из его священников. Разве ты не должен спросить, чего он хочет?

― Он мог бы оставить сообщение, ― настаивал я, но Серафина просто с улыбкой посмотрела на меня, как будто я её развеселил. Я вздохнул. ― Хорошо, ― уступил я. ― Я пойду к нему.

― Сейчас?

Я неохотно скривился и в конце концов вздохнул.

― Ладно. Сейчас, так сейчас. Но только после того, как приму ванну. Не хочешь пойти со мной?

― Я уже думала, ты не спросишь, ― засмеялась она, и даже Зиглинда улыбнулась.

Я как раз закончил мыться, когда в дверь постучали.

Я обернул полотенце вокруг талии и открыл. К моему удивлению, это была Зиглинда.

Я пригласил её войти, она неуверенно ждала, пока закроется дверь, затем сделала глубокий вдох.

― В военное время неизвестно, увидимся ли мы вновь, Хавальд, ― тихо промолвила она. ― Поэтому мне нужно сказать то, что хочу. Во-первых, я знаю, что вы беспокоитесь обо мне. В этом нет необходимости, я выбрала свой путь и иду по нему с гордостью. Я многому у вас научилась. Во-вторых… Пожалуйста простите меня за наглость, что я затрагиваю эту тему, но я также научилась кое-чему от Яноша о жизни и любви.

Лиандра никогда не подходила вам, сэр Родерик. Она наша королева, это её судьба. Но только одна женщина может заставить вас улыбаться и смеяться, и это не Лиандра. Лучше не закрывайте своего сердца. Я наверняка знаю, что это навредит лишь вам.

― Зиглинда… ― начал я, но она подошла и крепко меня обняла.

― Пусть боги защитят вас и одарят свой милостью, Хавальд, ― выдохнула она и сглотнула. И убежала, прежде чем я успел сказать что-то ещё.

― Тебя как следует погоняли? ― спросила Серафина, когда мы направились в храм. Зиглинда уже ушла. Она была в компании Дезины, которая хотела открыть для неё портал в Громовую крепость и пойти туда вместе с ней. Сантер собирался сопровождать их, хоть ещё и не изменил своего мнения о порталах. Прима была очень живой, Серафина говорила с ней не так давно; казалось, что молодая женщина всё время чем-то занята. Если среди всех своих прочих забот она хотела выделить время, чтобы осмотреть старую, заледенелую крепость, то так тому и быть.

― Ещё нет. Я лишь получил доспехи, ― ответил я, покрутив плечами, которые уже сейчас были напряжены. ― Боюсь, что уже только эти доспехи могут вымотать.

― Требуется много времени, чтобы привыкнуть к ним, ― подтвердила она. — Когда становишься новобранцем, то целый год носишь их каждый день двенадцать отрезков свечи. И в начале даже не можешь поверить, что позже едва будешь их замечать. Но это действительно так, потом больше уже о них не думаешь. И самое позднее, когда отскакивает первый удар меча или нагрудник защищает от болта, ты благодарен за доспехи. В конце ты можешь заниматься в доспехах всем, кроме плаванья.

― У меня нет года, и я буду счастлив, когда мне больше не придётся носить эти доспехи.

― У тебя есть ещё другие, ― напомнила она. ― В них ты можешь проводить парады.

Генерал-сержант Касале ещё в Газалабаде подобрала для меня доспехи генерала. И вот чудо, они пережили долгое путешествие в Аскир и теперь лежали в моей комнате в сундуке. Будь моя воля, они бы там и остались.

13. Ангел Сольтара

Тем временем уже стемнело, но для Аскира вечер был довольно тёплым. Храмовая площадь, на которой стояли дома богов, находилась к востоку от цитадели, в задней части города, районе, где проживало много художников и учёных.

Как я узнал от Серафины, там также находились три академии. Задача одной из них состояла лишь в том, чтобы доносить до будущих учёных секреты математики и музыки. Я был удивлён, почему математика была вместе с музыкой, но и здесь у Серафина нашлось объяснение.

― В музыке есть закономерность, чтобы она звучала и была гармоничной, ― объяснила она, когда мы шли по широким улицам, которые теперь больше соответствовали моему представлению об имперском городе. Здесь, внутри четырёх защитных валов, город имел широкие улицы и великолепные здания, которые больше не были похожи на крепости. ― Так что есть смысл преподавать и то и другое вместе. Мой отец брал там уроки, чтобы научиться строить дороги и мосты. И он играл на спинете. Так он и познакомился с моей матерью.

Пока мы шли, казалось, её мысли блуждают где-то далеко. Я дал ей время, размышляя, каково это, оплакивать человека, который умер семьсот лет назад, а ощущать боль, как будто это только что случилось. Она уже говорила, как ужасно себя чувствует из-за того, что умерла раньше своего отца. Вряд ли для отца существует судьба более жестокая, чем пережить своего собственного ребёнка.

Вечер был спокойный, на широких улицах почти ничего не происходило. Один из торговцев загружал тяжёлыми ящиками телегу, запряжённую лошадьми. В остальном всё было тих и мирно.

― Асканнон тоже любил музыку. Он сказал, что она бережёт его от безумия. Слишком много власти и ответственности плохо для человека, ― подумала она вслух. ― Требуется много силы, чтобы она не ввела в заблуждение. Мой отец всегда говорил, что власть ведёт к злоупотреблению и не должна ложиться на плечи одного человека. Её нужно с кем-то делить, чтобы у здравого смысла был хотя бы один голос, который мог бы возразить.

― А что насчёт Асканнона? ― спросил я, продолжая путь.

― Асканнон сам говорил о себе, что впал в безумие. ― Она улыбнулась. ― Заявлял, что у него мания величия и что есть несколько трюков, чтобы не сойти