― И он назвал их тебе?

― Да. ― Она улыбнулась в темноту. ― Он проживал несколько жизней. Как храмовый писец, здесь на площади, как учёный академии и как сапожник, зарабатывающий себе на жизнь в небольшом киоске на рынке. Только так он мог понять, что движет людьми, что на них влияет, делает счастливыми или неудовлетворёнными. Он сказал, что власть обязует творить мир. ― Она тихо засмеялась. ― В детстве я подслушала разговор между ним и моим отцом, в котором император жаловался, что он сам себе раб. Истинному тирану и деспоту было бы легче. Он же проклят совестью, которая порабощает его сильнее, чем он когда-либо смог поработить кого-то ещё.

Это говорило за него. Я подумал о своей родине.

Элеонора была великой королевой, но не каждая коронованная особа вела себя, как она. Её собственный прадед был вспыльчивым ублюдком, правящим твёрдой рукой и без голоса разума. Если я правильно помнил, он ещё как раз вовремя свалился с лестницы и сломал себе шею. Ропот на улицах стал уже достаточно громким, указывая на бунт.

И как обычно в таких случаях, я не был уверен, действительно ли это был всего лишь несчастный случай. Его отец, правящий перед ним, был ненамного лучше, однако в другом смысле: он уступал любому изложенному требованию и почти обанкротил страну. Затем был один, сошедший с ума, который носил женскую одежду, а по ночам бродил по залам королевского замка, читая стихи. Ещё один, который посвящал всё своё время книгам, и другой, желавший расширить и покрыть позолотой свои замки и дворцы. И время от времени те, кто было достаточно разумен, чтобы поддерживать и обновлять королевство.

Но независимо от того, что эта семья сделала неправильно, она произвела на свет Элеонору, и, без сомнения, та войдёт в книги учёных и историков, как величайшая из них.

Теперь корону Иллиана носила Лиандра. Если нам удастся спасти нашу родину, мы увидим, станет ли она хорошей королевой. Во всяком случае, я был твёрдо в этом убеждён.

Она предложила мне править вместе с ней. Но я предпочёл бы сразиться со всеми силами тьмы, чем возложить на себя такую ответственность.

― Твой отец хорошо его знал? ― спросил я. ― Я имею в виду императора.

Серафина кивнула.

― Они были друзьями. Похоже, император также интересовался мной. Он всегда спрашивал, как мои дела и привозил подарки…

― Значит вот всё как было, ― перебил я. ― Ты и его обвела вокруг пальца.

― Совершенно верно! ― Она захихикала. ― Коварный талант, который маленькие девочки получают от богов и который мне удалось использовать в полной мере.

― Не сомневаюсь. И какие же подарки император преподносил ребёнку?

― Сладости с рынка, пони, свёрток шёлка из Ксианга, кинжал, который он сам для меня выковал и жемчуг для нашей свадьбы. А ещё истории. ― Она нежно улыбнулась. ― Он рассказывал мне истории о далёких странах, о богах и героях, которые всегда появлялись в тот момент, когда в них была нужда. Что ход истории изменяли маленькие подвиги. Великие герои требовались только в том случае, когда маленькие отсутствовали. «Несправедливость начинается с малого», ― говорил он. «И в малом с ней легко бороться. Там её нужно искоренять, прежде чем она вырастит как сорняки.» ― Она остановилась и посмотрела на меня. ― Думаю, что у этого человека были свои недостатки, но в детстве я его обожала. Однако одно я знаю наверняка: составив законы, он сам строго придерживался их, и это то, что делает его великим человеком, а не владение магией. Не его могущество, а справедливость. ― Она положила мне руку на плечо. ― Хавальд, я не могу поверить в то, что он ушёл к Сольтару. Я знаю, что он вовлечён в этот конфликт. Нет ничего, что он ненавидел бы так сильно, как наездников душ, и немыслимо, что мы выступим против этого некроманта без его поддержки.

― Благочестивая надежда, ― ответил я. ― Можно подумать, что у него уже было достаточно возможностей, чтобы вмешаться.

― Какое-то происшествие расстроило его планы, ― предположила она. ― И я думаю, это связано с тем, что Бальтазар, Асела и Фелтор попали под власть этого императора-некроманта. Я теперь уверена, что всё было именно так, поскольку лишь это объясняет то, что произошло. Дезина сказала, что хотела поискать доказательства в архивах башни. Но для этого ей нужно достичь следующего уровня мастерства. Она уже впала в отчаяние по этому поводу. Видимо, ей нужно сдать своего рода экзамен, но она не знает, как с ним справиться.

― Она сказала, о чём речь? ― спросил я.

Как и в Бессарине, эта площадь была квадратной, с храмами трёх богов по углам. Однако здесь стоял ещё четвёртый храм, тёмный и заброшенный, и насколько я мог судить издалека, с замурованными окнами. Он был проще и меньше великолепных домов других богов и значительно старее.

― Нет.

― Спроси её при случае. Ты хорошо знала Бальтазара и других Сов. Может быть тебе известно что-то, что могло бы помочь ей справиться с экзаменом.

― Я вряд ли смогу поддержать Сову.

― Кто знает? ― Я махнул рукой в сторону далёкого тёмного храма. ― Скажи, ты знаешь, кому там покланяются?

Она посмотрела на храм и нахмурилась.

― Думаю, это был сам бог-отец. В мои дни храм был уже замурован. Думаю, он дал указание своим священникам поддерживать и служить другим богам. Он сказал, что это не его эпоха, а его богов-детей, и что он вернётся, когда придёт время.

― И он оставил открытым, когда это случится?

― Само собой, ― ответила она. ― Ты ожидал чего-то другого?

В конце концов, мы добрались до храма Сольтара. Это было великолепное здание с высокими колоннами и широкими лестницами и сразу тремя большими открытыми бронзовыми воротами с узорами. За воротами я увидел большой зал, слабо освещённый ночными светильниками. До нас донеслось многоголосое песнопение. Перед нами шла группа, несущая в храм тело на носилках, за ней следовали скорбящие со склоненными головами. На ступенях храма стояли и разговаривали три священника и адепт, в то время как послушник подметал метлой ступени, а другой у подножья лестницы раздавал бедным воду, хлеб и благословение. Вода и хлеб ― еда скудная, но её достаточно для того, чтобы жить. Было время, когда я мог даже убить за свежую