Кожа Эдди приобрела серовато-зеленый оттенок, а на челюсти дергается мускул; сейчас его вид больше чем когда-либо напоминает мне о том, как он выглядел в день нашего знакомства, и мой желудок сжимается.

– Еще что-нибудь?

– Она была… У нее раздроблен череп. Как будто ее что-то ударило. Или кто-то.

Эдди отворачивается, потирая затылок, а я стою, переваривая услышанное, преодолевая шок и страх, чтобы понять, что это значит. Теперь меня не просто тошнит, меня знобит. Онемев, я прижимаю пальцы к губам.

– Ее убили? – спрашиваю я едва различимым шепотом.

Эдди продолжает стоять ко мне спиной, его плечи напряжены, и я не могу не добавить:

– А Беа?

– Теперь это тоже считается убийством, – произносит он. – Именно об этом детектив и хотела со мной поговорить. Сообщить мне, что теперь ее исчезновение рассматривают как убийство.

Я чувствую, как зрение затуманивается, а колени внезапно слабеют, становятся ватными.

– О боже, Эдди.

Я не знаю, что еще сказать.

Мы только-только мысленно примирились с призраком Беа. Мы помолвлены, черт возьми, планируем свадьбу. Одно дело – потерять жену в результате трагического несчастного случая. Но узнать, что кто-то намеренно лишил ее жизни? Это просто кошмар.

И тут мне в голову приходит еще одна мысль.

– Они же не… – Мне даже не хочется заканчивать фразу. Не хочется озвучивать это вслух.

– Подозревают меня? – обернувшись, спрашивает Эдди. Он все еще бледен, но выражение его лица смягчается. – Нет, детектив просто хотела ввести меня в курс дела. Конечно, у полиции еще будут вопросы, но у меня сложилось впечатление, что меня рассматривают как скорбящего вдовца, а не подозреваемого.

Чем больше он говорит, тем больше тот нормальный Эдди, которого я привыкла видеть, вновь проступает в его мимике и голосе. Я буквально вижу, как другая личность заслоняет его собой, как экран или маска.

Эдди хмуро смотрит на меня.

– Господи, Джейн, прости меня.

– Простить? – Я делаю шаг к нему, беру его за руки. – Почему ты так говоришь?

Вздохнув, он обнимает меня.

– Потому что здесь черт-те что творится, и я не хочу, чтобы тебя впутывали в это. Не хочу, чтобы ты… ну, не знаю, сидела в какой-то маленькой комнатушке, отвечая на вопросы о том, что произошло еще до того, как ты, черт возьми, со мной познакомилась.

Я думала, что сильнее испугаться мне уже невозможно, но теперь меня с новой силой охватывает ужас, во рту становится сухо.

– Ты думаешь, меня тоже захотят допросить?

– Детектив упоминала об этом, – рассеянно отвечает Эдди. – Только то, что мы с тобой должны прийти в участок вместе.

Я провела последние пять лет, избегая внимания, вопросов и уж точно – полицейских. Черт, если полиция начнет присматриваться к Эдди из-за случившегося, то станут подозревать и меня. Я его невеста, девушка, с которой он обручился менее чем через год после исчезновения жены. Сначала Джон, звонок из Феникса, а теперь вот это. Я буквально чувствую, как западня захлопывается вокруг меня, и, закрыв глаза, прижимаюсь лбом к груди Эдди, делаю глубокие вдохи.

Эдди поглаживает меня по затылку.

– Не принимай все близко к сердцу.

– Я и не принимаю, – машинально отвечаю я, но Эдди с сочувственной улыбкой кладет ладонь мне на щеку.

– Джейни, ты бледная, как будто привидение увидела.

Перехватив его руку, прежде чем Эдди успевает убрать ее, я прижимаюсь лицом к его теплой ладони. Меня все еще разбирает дрожь.

– Понимаю, это трудное испытание, – говорит Эдди. – Я сам до сих пор пытаюсь осознать происходящее. Но я хочу, чтобы ты знала, что тебе не о чем беспокоиться, хорошо? Я буду рядом, и мы вместе со всем справимся.

Он говорит спокойным, размеренным тоном, но меня это не успокаивает; на самом деле я начинаю волноваться еще больше, поэтому отхожу от Эдди, пригладив волосы.

– Эдди, твою жену убили, – напоминаю я. – Есть о чем беспокоиться. Невозможно не беспокоиться.

Подобные вещи не должны были произойти здесь. Здесь я должна была находиться в безопасности, это место должно было стать убежищем для меня. Хотя Бланш и Беа исчезли еще до моего появления в Торнфилд-Эстейтс, в глубине души мне кажется, что это моя вина. Неужели это я принесла сюда несчастья? Эту мерзость, это насилие? Может, все это прицепилось ко мне, как какой-то вирус, и теперь заражает любого, кто приблизится ко мне? Глупая, эгоцентричная мысль, которая не имеет никакого смысла. Но еще меньше смысла в том, что Беа и Бланш могли вляпаться во что-то и в результате погибнуть. Кто желал навредить кому-то из них и по какой причине?

И почему Эдди так спокоен?

– Знаю, это чертовски ужасно, – вздыхает он. – Поверь мне, я знаю, – закрыв глаза, он сжимает двумя пальцами переносицу, – но сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Переживаем мы или нет – это ничего не изменит.

Переживаем мы или нет – это ничего не изменит. Мне хочется возразить, что это чертовски нормально – переживать из-за того, что кто-то мог хотеть смерти твоей жены и ее лучшей подруги, но что-то останавливает меня. Эдди берет меня за руки.

– Сосредоточься на свадьбе, – просит он, – на нашей дальнейшей жизни. Только не думай об этом.

– Просто… мне не очень хочется связываться с полицией, – отвечаю я.

Эдди в замешательстве хмурится.

– Почему?

«Говоришь как богатый белый парень», – проносится у меня мысль, но вслух я этого не говорю, тщательно обдумывая свой ответ. Это еще один момент, когда я чувствую, что добавить немного правды в ложь не помешает.

– Я жила в одной приемной семье, – поясняю я. – В Аризоне. В этой семье не очень-то хорошо обращались с детьми, понимаешь?

Оглянувшись на Эдди, я вижу, что он пристально наблюдает за мной, склонив голову и скрестив руки на груди.

– В общем, когда мне было шестнадцать, приемные родители подумали, что я их обкрадываю, и вызвали полицию.

Я действительно обкрадывала их, но, учитывая, что они тратили большую часть детских пособий на себя, а не на меня и еще двух приемных детей, я считала, что беру свое по праву.

– Офицер, которого прислали, был другом моего приемного отца, поэтому забрал меня в участок, и это было…

Рассказывая об этом, я вспоминаю, как сидела в участке, наполненном вонью горелого кофе и чистящих средств, и дрожала от такой ярости, что едва могла говорить. Но я не могу рассказать Эдди о своем гневе – он этого не поймет.

– Это было страшно, – наконец говорю я. – И, думаю, я так и не смогла от этого страха оправиться.

Конечно, это не вся история. Никаких упоминаний о настоящей Джейн, о той последней ночи в Фениксе.