– Что такое?

– Просто…

Этот дом гораздо больше соответствует вкусу Эдди. Несмотря на то что Беа умерла здесь, ее призрак тут практически не ощущается.

– Это мужская берлога, – наконец говорю я, усмехнувшись.

Эдди бросает свою кожаную сумку на диван, обтянутый тканью в зеленую и синюю клетку.

– Этот дом был свадебным подарком мне от Беа, – поясняет он. – Поэтому она позволила мне обставить его по своему вкусу. – Еще одна улыбка, на этот раз кривая. – Это значит, что я соглашался на все, что она выбирала.

Выходит, Беа и здесь приложила руку к оформлению – просто это ее видение того, что, по ее мнению, нравится Эдди. Должно нравиться. Я перехожу в гостиную, пытаясь взглянуть на обстановку глазами Беа, представить, каким она видела Эдди. Несмотря на то, что дом стоит на озере, а не на берегу океана, здесь множество вещей в морской тематике: картины с изображением шхун, украшения из канатов, даже старинные корабельные часы на стене.

– Когда был моложе, я работал на парусном судне, на севере. Чартерные рейсы в Бар-Харбор и все такое. – Эдди кивком указывает на морской пейзаж над камином. – Наверное, Беа хотела напомнить мне об этом.

– Потому что тебе та работа нравилась или потому что ты ее ненавидел?

Вопрос срывается с языка прежде, чем я осознаю, как глупо говорю то, о чем думаю. Слегка откинув голову назад, как от пощечины, Эдди щурится.

– Как это понимать? – спрашивает он.

Вспыхнув, я пожимаю плечами и пинаю носком ноги край коврика.

– Просто ты никогда не упоминал об этой работе раньше, поэтому я подумала… возможно, ты пытался забыть об этом? О своем прошлом. Может, ты не хотел, чтобы тебе об этом напоминали?

– Считаешь, что Беа была такой сукой? – спрашивает Эдди.

Боже, я капитально облажалась.

– Конечно, нет, – отвечаю я.

К моему удивлению, Эдди просто смеется и качает головой.

– Я не могу винить тебя за это. Полагаю, ты повидала тупых сучек, пока работала в нашем районе.

Я испытываю облегчение и потому, что Эдди не считает мой вопрос таким уж странным, и потому, что он меня понимает. Возможно, я не всегда честна с Эдди, но он все равно порой видит меня насквозь, и мне это нравится. Это наводит на мысль, что, несмотря на мое притворство, Эдди мог бы выбрать меня – настоящую меня – в любом случае.

– Все равно я сморозила глупость.

Я придвигаюсь ближе к Эдди. За его плечом видна стеклянная дверь, ведущая на крытую веранду, за ней – покатая зеленая лужайка, узкий пирс и темная гладь озера. Полуденное солнце отбрасывает на его поверхность маленькие золотые искорки. Трудно поверить, что эта красивая, сверкающая вода отняла жизнь у Беа и Бланш, но еще труднее – что Эдди захотелось снова оказаться в этом месте. Как мы сможем сидеть на веранде сегодня вечером, пить вино и не думать об этом?

Эдди легко шлепает меня по заднице, подталкивая в сторону коридора из гостиной.

– Иди устраивайся, а я распакуюсь.

Главная спальня далеко не такая большая, как в Торнфилд-Эстейтс, но она красивая и, как и весь остальной дом, уютная и удобная. На кровати постелено лоскутное покрывало в голубых тонах, а у окна стоит большое кресло, из которого открывается прекрасный вид на озеро. Я устраиваюсь в нем и смотрю на воду; так проходит двадцать минут, а вокруг по-прежнему ни единой живой души – ни лодок, ни гидроциклов, ни пловцов. Тишину нарушает лишь плеск воды о причал и шорох ветра в листве.

Когда я выхожу из спальни, Эдди наливает нам обоим по бокалу вина.

– Здесь так тихо, – признаюсь я.

Он кивает, бросив взгляд через заднюю дверь на озеро:

– Вот почему мы выбрали это место.

А затем он делает глубокий вдох и добавляет:

– Это сводило меня с ума. После Беа.

Удивленная, я поднимаю на него глаза. Это неожиданно, что Эдди добровольно произносит ее имя после предыдущего моего провала.

– Тишина, – продолжает он. – Мысли о той ночи и о том, как было тихо, темно.

Эдди не сводит глаз с воды.

– Знаешь, там очень глубоко. Это самое глубокое озеро в Алабаме.

Я этого не знала, но молчу. Честно говоря, я даже не уверена, что Эдди обращается ко мне – он будто разговаривает сам с собой, засмотревшись на озеро.

– Чтобы создать его, специально строили плотину, затопили лес, – рассказывает Эдди. – Поэтому под водой есть деревья – высокие, в некоторых местах до восемнадцати метров. Целый, блин, лес под водой. Вот почему считалось, что Беа никогда не найдут – предполагали, что она застряла где-то среди деревьев.

В моей голове возникает картина: бледная Беа, застрявшая в ветвях подводного леса, и это так ужасно, что я даже слегка качаю головой. Я задавалась вопросом, почему было так трудно найти тела, и теперь, зная причину, предпочла бы остаться в неведении. Лучше бы мы никогда сюда не приезжали.

На челюсти Эдди дергается желвак.

– В общем, так.

– Прости. – Я сочувственно поглаживаю его по спине. – Если это слишком…

– Нет, – перебивает он и делает глоток вина. – Нет. – Его голос крепнет. – Я любил это место, и она тоже, и одно плохое воспоминание не может испортить впечатление навсегда.

Мне хочется заметить, что это не просто плохое воспоминание – речь идет о смерти его жены и ее близкой подруги, но затем истинный смысл слов Эдди доходит до моего сознания, выбив весь воздух из легких.

Одно плохое воспоминание.

В тот вечер Эдди здесь не было. Он не может этого помнить.

Ладно, нет, я веду себя глупо. Это просто оборот речи, Эдди не имел в виду воспоминание в буквальном смысле, а говорил о том, что его размышления о трагедии похожи на плохое воспоминание. Верно?

Мой голос все равно дрожит, когда я спрашиваю:

– Ты бывал здесь с тех пор, как это случилось?

– Один раз, – после небольшой паузы отвечает Эдди.

Не добавив больше ни слова, он отворачивается:

– Сходим сегодня куда-нибудь поесть. На другой стороне озера есть отличный ресторан.

Сказав это, Эдди обходит меня и идет в спальню, а я остаюсь в тишине и все смотрю, как солнце играет бликами на воде.

– 21 —

Ужин проходит хорошо. Мы идем в какой-то рыбный ресторанчик со слегка аляповатым декором и развешанными повсюду рождественскими гирляндами, но еда здесь оказывается вкусной, а Эдди вроде бы немного расслабляется и становится таким, каким был до того, как мы приехали в этот дом. Мы больше не говорим о Беа, только о нас, и, возвращаясь вместе со мной домой после заката, Эдди берет меня за руку, поглаживая костяшки пальцев.