Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ошибся, потому что я позволила!
– Вот это самомнение! – на лице Тимура появляется злобная издевательская ухмылка. Никогда не думала, что он так умеет, но, как выясняется, очень даже. Ему даже ничего не нужно говорить, эта ухмылка – сама по себе выворачивает внутренности. Снисходительный взгляд, тяжелая, уверенная поза – и вот я уже сжимаюсь от того, насколько мне некомфортно. – Я ошибся, потому что поверил тебе, а оказывается зря. Ты не Ангел, ты Бес, Вера. Заскучавшая в неудачном браке женщина, которая нашла себе развлечение.
Мне хочется обнять себя руками и закричать, что это не так, что он ошибается, но я не могу и рта раскрыть. Если я так сделаю, он снова начнет преследовать меня, а у меня жизнь только вошла в более-менее стабильное русло. Не считая болезни Алексея, все налаживается. И с работой, и с бытом. Вот начала посещать психолога при реабилитационном центре, в который вожу Лешу. Правда теперь, когда Александр уезжает, я не знаю, будет ли работать со мной кто-то новый.
– Я просто не могу быть с таким, как ты! – наконец прорывает меня.
– Каким – таким, Вера?
– Агрессивным. Таким, который не может держать кулаки при себе.
– Правда? – рычит он. – Интересно, ради кого я это делал?!
– Я не просила!
– Ну да, ждала, пока он тебя прикончит. Отличный брак. Счастлива в нем? Проваливай!
– Я вообще-то не договорила!
– А мне начхать, что ты еще хотела сказать! Я выслушал достаточно. Дверь там.
– Да, мне лучше уйти, – практически рычу я от злости.
Тимур кивает, глядя мне за спину и взмахивает рукой, предлагая выйти из дома. Сам за мной не идет. Я направляюсь к двери, дважды делая вид, что рассматриваю обстановку, а на самом деле боковым зрением проверяю, идет за мной Тимур, или нет. Не идет. Засунул руки в карманы и наблюдает за тем, как я выхожу. Мой шаг сам собой замедляется, потому что ноги как будто налились свинцом. Я чувствую, что в чем-то неправа, но распознать, в чем именно, не могу. И ощущение такое, что, закрыв за собой дверь, я потеряю Тимура навсегда. От этой мысли так сильно ноет в груди, что становится тяжело дышать. Одно дело, когда ты понимаешь, что где-то там он есть, возможно, скучает по мне. И совсем другое, когда наверняка знаешь, что он уже отказался от нас. Хоть «нас», по сути, никогда и не было.
Я не замечаю, как оказываюсь на залитом солнцем крыльце. Останавливаюсь, вздрогнув от хлопка двери за моей спиной, и смотрю по сторонам. Красивый двор. Слева и справа от дома газон, подъездная дорожка в гараж на две машины, качели, беседка и небольшой садик с молодыми деревьями. Все такое уютное и настоящее, как будто принадлежит не Тимуру. Его интерьер и двор были бы холодными, с резкими линиями, современными скульптурами, которые мне никогда не понять. Все с острыми гранями и темных цветов. А здесь как будто все создано для семьи. Так и вижу, как по газону босиком бегают дети, смеясь и обливаясь водой. От таких мыслей где-то глубоко в груди саднит, я никогда не познаю радостей материнства, а с Лешей и усыновить ребенка не получится.
Медленно спускаюсь по ступенькам, и тут мне дорогу перегораживает амбал в черном костюме.
– Вера Архиповна, пойдемте, я вас отвезу.
Я испуганно пячусь назад, а громила не двигается с места.
– Я сама доеду.
– Тимур Георгиевич приказал отвезти. Если я этого не сделаю, меня уволят.
Он произносит это таким обыденным тоном, как будто быть уволенным – совершенно банальное дело, как чихнуть. И я понимаю, что эта угроза не стоит выеденного яйца, но все равно послушно плетусь за мужчиной к черному внедорожнику. Как бы я ни хотела выставить Тимура злодеем или равнодушным типом, он все так же заботится о том, чтобы я доехала в целости и сохранности. Если, конечно, не задумал убить меня и закопать в ближайшем леске.
Как только сажусь в машину, звонит мой телефон. Лера. Отвечаю на звонок.
– С днем рождения, подруга, – произношу настолько бодро, насколько хватает сил. Стычка с Тимуром высосала из меня все соки.
– Ты там пьяная, что ли?
– С чего вдруг?
– Ну, например, по случаю дня рождения подруги.
Мы с ней не подруги. Так, приятельницы, которые вместе противостояли жестокому миру. Сначала в детдоме, а потом уже и во взрослой жизни. Лера многого обо мне не знает, потому что я не привыкла делиться. Зато мне она выкладывает все и даже больше, чем нужно. Наша дружба как будто односторонняя, но меня все устраивает. Я стараюсь держать в себе свою жизнь, не делиться ни с кем, потому что рано или поздно кто-то повернет эту информацию против меня самой.
– Я не приеду, Лерочка, – выдыхаю в трубку.
– Что случилось? Опять Лешка на ногу наехал?
– Мгм, – проще согласиться, чем выдумывать что-то новое.
– Ну скотина! Я бы ему колеса поснимала. Пусть бы лежал целый день беспомощный.
– Лера! – осекаю я. – Нельзя так говорить!
– Он заслужил. Ладно, отдыхай, завтра проведаю тебя.
– Не надо, Лер. Я сама приеду, когда заживет.
– Ну, как знаешь. Целую, пока.
Я не успеваю попрощаться, когда подруга уже кладет трубку. Упираюсь лбом в боковое стекло и смотрю на пробегающий мимо пейзаж. Слезы сами наворачиваются на глаза, когда я думаю о том, что, как только в моей жизни снова возникает Тимур, все катится под откос. И теперь мне снова – в который раз – придется собирать ее по кусочкам, склеивать и делать вид, что так и было.
Саундтрек к главе: Glass animals – Heat waves
Два года спустя…
Вера
Поднимаюсь по ступенькам дома, который когда-то был моим. В руке пакет с фруктами и тортом. Останавливаюсь на нужном этаже, звоню в дверь, и через минуту мне открывает Валентина – помощница Алексея.
– Доброе утро, Вера.
– Доброе, Валя. Как он?
– Не очень. Ночью опять скорую вызывали.
– Опять от госпитализации отказался?
Она кивает, пропуская меня в прихожую. В квартире чисто стараниями Вали, пахнет лекарствами, как и последние три месяца. У Алексея цирроз печени. Как сказала Лера, карма та еще сука. Наверное, с ней стоит согласиться. Прохожу на кухню, бросая взгляд на оторванную дверцу шкафчика под столом.
– Оторвал пару дней назад. Лютовал так, что даже я выбежала из квартиры.
– Ему больно, – безэмоционально заключаю я. Больше меня это не трогает, я не испытываю сострадание к своему бывшему мужу. Спасибо моему психологу Алевтине Матвеевне, которая научила меня ценить в первую очередь себя.
– Ох-ох-ох, – вздыхает Валя.
Ставлю на стол покупки, сумочку на табуретку и, помыв руки, иду в спальню. Здесь запах лекарств усиливается, как и отвращение, которое я испытываю к этому человеку. Но не могу заставить себя бросить его совсем, хоть мы с психологом и работаем над этим. Наверное, у детдомовских детей это в крови: стадное чувство, которое в нас культивирует система, заставляя поверить, что по одиночке мы не выживем.