рост, женщина переплела пальцы и уставилась на живот мальчика. Элис неуверенно нахмурилась. Ей поручили только найти и сопроводить ребенка, но теперь ей стало не по себе оттого, что миссис Харрогейт разглядывает его, точно лошадь перед покупкой.

Однако потом хозяйка дома отвернулась, словно внезапно потеряв интерес, и холодным беспристрастным тоном спросила, не голодны ли они и не устали ли, а затем через всю гостиную повела Элис к накрытому у окна столу. Каждый ее жест выглядел обычно или почти обычно – по крайней мере, не зловеще и не расчетливо, – так что Элис понемногу расслабилась. Она отказалась от чая, сняла шляпу, провела ладонью по волосам, повертела головой, разминая шею и плечи, и наконец начала рассказ о ночном нападении в Нью-Йорке, о пожаре в цирке, о даре сияния Марлоу и о своем исцеленном колене.

Слушая ее, миссис Харрогейт сначала слегка дергала веками, а потом пристально посмотрела на мальчика, словно кошка на птичку, и Элис ощутила прежнюю тревогу.

– Его зовут Джейкоб, – сказала миссис Харрогейт, помешивая ложечкой чай и не отрывая взгляда от мальчика. – Джейкоб Марбер. Он не… не такой, как мы.

– Да что вы говорите, – съязвила Элис.

– Мы с мистером Коултоном были весьма встревожены тем, что этот человек не пришел за мистером Овидом.

Миссис Харрогейт резко выдохнула, раздувая ноздри, словно сдерживая гнев.

– Я хочу, чтобы вы знали, что задачей мистера Коултона было предотвратить как раз то, что с вами произошло. Именно поэтому мы и пользуемся его услугами. Мне очень жаль, мисс Куик. Вы не должны были столкнуться с Джейкобом Марбером. Приношу свои извинения.

Элис, которая была уже готова выразить свое гневное возмущение, накопившееся в течение всего путешествия до Лондона по воде и суше, от такого извинения внезапно смутилась и потянулась за чашкой чая, от которой прежде отказалась.

После того как она доставила очередного ребенка, ей, как всегда, заплатили наличными – в кошельке на столике у стены лежало двадцать бумажных купюр.

Миссис Харрогейт дала Элис понять, что в ее услугах всё еще нуждаются. Когда она уже надевала шляпу, к ней подошел Марлоу, потянул ее к себе и прошептал на ухо:

– Не оставляй меня. Пожалуйста.

Она посмотрела на его маленькое лицо, в его большие доверчивые глаза.

– Я скоро вернусь, – солгала она.

И вышла в туман, ненавидя себя, свою работу, миссис Харрогейт и Коултона, где бы он ни был. Наняв экипаж, она доехала до своего дома в Дептфорде, где прошлась по комнатам, пытаясь определить, побывал ли в нем кто-то в ее отсутствие, но все было так, как она оставила: дом выглядел тусклым и обшарпанным, добавился лишь тонкий слой копоти, проникавшей внутрь из неплотно закрывавшихся окон. Спустившись, она заплатила хозяйке еще на несколько месяцев вперед, а затем вернулась к себе. Открыв платяной шкаф, она переоделась в одну из двух чистых рубашек и надела новую шляпу, но затем сняла ее и надела старую дорожную. Посмотревшись в мутное зеркало, она критическим взглядом изучила свой плащ из промасленной ткани, выцветший и потрескавшийся по швам. Потом достала коробку с патронами для своего кольта и набила ими карманы. Она подумала о том, чтобы остаться на ночь: в квартире царила тишина, просто заправленная кровать казалась заманчиво мягкой. Элис подумала о Марлоу.

– Черт подери, – прошептала она.

Когда она вернулась на Николь-стрит-Уэст, был уже вечер.

– Я знал, что ты приедешь, – сказал Марлоу, когда она вошла в теплую гостиную, но глаза его говорили о том, что он в этом сомневался. Мальчик уже как следует подкрепился, вымылся и переоделся в слишком длинный для него фланелевый спальный халат. До этого они с Чарли Овидом сидели на толстом персидском ковре у отремонтированного окна – может, беседуя, а может, и просто молча, – но в любом случае, когда она вошла, Чарли встал и поднялся по лестнице, не сказав ни слова.

– Я же говорила, что вернусь, – устало улыбнулась она и указала на то место, где сидел Чарли. – Как он?

– Он мне нравится. Он милый, – застенчиво улыбнулся Марлоу.

«Милый». Сама бы она так не выразилась. Она вспомнила, как в Натчезе Чарли вытащил из собственной плоти лезвие, как перерезал горло охраннику. Она поняла, что с Чарли что-то произошло, и это было ясно не только по медленно исчезавшим следам на его горле. На лице его отражалась какая-то новая острота, возможно, даже страдание. Надо бы спросить его самого. Или Коултона, когда он явится. Где же его черти носят?

– Выполняет поручение, – несколько раз отвечала миссис Харрогейт, и то мимоходом, поспешно поправляя шляпу и перчатки, когда собиралась выйти из дома на чердак, где, по ее словам, держала голубей, или когда возвращалась из лавки с покупками под мышкой и исчезала в одной из комнат третьего этажа.

Прошел день, за ним другой. Элис с раздражением думала, что вдова избегает ее, как будто знает, что у нее накопились вопросы и она потребует ответов.

Но если миссис Харрогейт и избегала Элис, то к Марлоу относилась более чем тепло. Одним сумрачным днем они с мальчиком проходили мимо кухни, и хозяйка вдруг позвала их. На старинной плите кипел большой котел. Миссис Харрогейт стояла у стола и чрезвычайно острым ножом шинковала одну морковку за другой – стук-стук-стук, – ловко сбрасывая ломтики в кастрюлю.

– Что же это за институт, который не может позволить себе кухарку? – спросила Элис.

– «Не может» и «не хочет» – это разные вещи. Слуги болтливы.

– Однако удобны, – добавила Элис.

– А ты, Марлоу, как, освоился? – спросила миссис Харрогейт, не обращая внимания на замечание Элис. – Похоже, вы с Чарли подружились.

Стоявший в дверях Марлоу кивнул.

Миссис Харрогейт на время отвлеклась от своего занятия:

– Выпрями спину. Так-то лучше. Не следует сутулиться – так ты уподобляешься бездельникам. Так чему тебя учили в цирке, дитя? Читать умеешь?

– Да, миссис Харрогейт.

– А математике обучен?

– Да.

– А Библию тебе читали? Тебя воспитывали как христианина?

Марлоу прикусил губу и покраснел.

– Понятно.

Она вернулась к нарезке овощей, но все же не сводила глаз с мальчика.

– Ну-ка, покажи руки. Они грязные. Как говорится, чистота сродни благочестию. Разве мисс Куик во время путешествия не научила тебя мыться?

– Она хорошо заботилась обо мне, миссис Харрогейт.

– И все же ты уже несколько дней находишься здесь под ее присмотром, а твои руки до сих пор выглядят вот так. Он теперь англичанин, мисс Куик. И вы должны постараться помочь ему влиться в общество.

Хозяйка вновь обратилась к ребенку:

– Должно быть, ты хочешь узнать, зачем ты здесь? Ты очень особенный мальчик, Марлоу.

Малыш смело посмотрел ей в глаза. В выражении его лица было нечто твердое, не по годам упрямое.

– Это из-за того, что я умею делать. И потому, что есть другие дети, такие же, как я. Вы хотите, чтобы я познакомился с ними.

– Ну, другие дети не совсем похожи на тебя, – сказала миссис Харрогейт, тщательно подбирая слова.

Она прошла через кухню, чтобы набрать картофеля, и снова вернулась к плите.

– Но ты прав, они тоже обладают талантами. Так мы называем ваши способности: твои и других детей.

– Таланты, – пробормотал Марлоу, словно пробуя слово на вкус.

– Скоро мы отправимся на север. В институте ты познакомишься с доктором Бергастом. Ты знаешь, кто это?

– Нет, миссис Харрогейт.

– Ты был его подопечным. А он – твоим опекуном. Он твоя семья.

Элис насторожилась. Это было что-то новенькое.

Марлоу смотрел на пожилую женщину без страха.

– Вам не обязательно лгать мне. Я знаю, что никакая семья меня не ищет.

– Кто сказал тебе это, дитя?

– Все хорошо, миссис Харрогейт. Иногда семья – это люди, которых ты выбираешь сам.

– Кто сказал тебе, что у тебя нет семьи?

Элис почувствовала, как рука Марлоу потянулась к ее руке. Ей стало понятно, что ему не хочется ее выдавать, но он не знает, как ответить.

– Я сказала, – призналась Элис.

Миссис Харрогейт нахмурилась. От нее повеяло почти ощутимым холодом, он витал в воздухе, как аромат.

– Мисс Куик ошибается, дитя, – сказала она мягко, но строго, и нож уверенно затанцевал в ее руках. – Ты был приемным ребенком, да. Но это ничего не меняет. Уверяю тебя, твой отец вполне реален и очень хочет тебя видеть. Тебя украла кормилица, когда ты был еще младенцем. Тебя унесли из института Карндейл ночью.

– Мой… отец.

Он снова как будто попробовал слово на зубок, ощутил его на вкус.

– Да. Он был у тебя, пока тебя, как я сказала, не похитили.

– Зачем кому-то понадобилось меня похищать?

– Потому что человек по имени Джейкоб Марбер хотел тебя убить, – без всякого притворства ответила миссис Харрогейт. – Однажды он уже пытался это сделать. О, ты был совсем