Описание того же события Славновым сдержанно. «…Я зашел к девушкам-снайперам. День заканчивался, они вернулись с „охоты“ усталые. А мне у них до этого и побывать не довелось. „Скоро неделя, как мы прибыли, а командир полка не показывается“, — с укором сказала одна из них. „А зачем он вам?“ — поинтересовался я. „Как зачем? На его полк работаем. Да и поглядеть хочется, каков он из себя“. Так и не раскрыв своего инкогнито, Славнов высказал замечания. „Стенгазеты у вас нет, — заметил я комсоргу Клавдии Чистяковой, — отличившихся к наградам не представляете, видно, не за что“»[264].

Интерес командира к их работе, пусть и строгий, хорошо на всех подействовал. Комсорг Чистякова — в мирной жизни студентка литературного факультета Ярославского пединститута — вскоре пришла к Славнову с предложениями. За порядком в землянке следила она же: Клава Чистякова была во взводе старше и серьезнее всех, ее уважали и любили. Вскоре девушки навели порядок и у Славнова: в один прекрасный день вымыли дощатый пол и окно, а на стол поставили собранный Клавой Чистяковой и Аней Мулатовой[265] букет полевых цветов. Этот «простенький, на ходу собранный букетик цветов» глубоко тронул командира, напомнив ему об «иной, мирной жизни». И когда, очень скоро, пришло время покинуть землянку и идти в наступление, он решил оставить цветы на столе, «будто уходил ненадолго от них и от девушек»[266].

Наступление 3-го Белорусского фронта развивалось очень быстрыми темпами. Минск 123-й полк 62-й стрелковой дивизии прошел ночью. На рассвете 6 июня у села Михановичи полк вышел к реке Свислочь. Официальная история 31-й армии сухо упоминает, что в последующие дни 62-я дивизия совершила марш-бросок примерно на 500 км[267]. Дивизия эта была стрелковая — то есть пехотная. 500 километров ее солдаты прошли пешком примерно за две недели.

Пешком, с таким же грузом, как у остальных солдат, только винтовка потяжелее из-за прицела, проделали этот марш — десятки километров в день, а иногда по ночам, — и девушки из снайперских взводов. «Эти изнурительные переходы забирали у бойцов последние силы. Все побросали каски, противогазы, саперные лопатки, так как на таких долгих переходах для нас „любая иголка весила пуд“. Эту усталость трудно передать словами»[268].

Вещмешки, к счастью, периодически ехали в обозе на телеге, только иногда они пропадали, что становилось большой бедой для их владельца. Командиры старались дать на марше короткий отдых. «Какой-то кювет найдет, нас положит головой вниз, ноги кверху», — вспоминала Клава Пантелеева[269]. Девушки ложились по двое на одну шинель и укрывались второй. Отдыхать давали полчаса, не больше, и опять в поход. Полковой гармонист играл что-нибудь зажигательное, чтобы люди проснулись и взбодрились.

В одном доме в Литве полк, с которым шел взвод Клавы Пантелеевой, остановился на ночь. После пройденных десятков километров все просто повалились на пол в пустом доме — мужчины и женщины вперемешку — и заснули. Клава замешкалась и, войдя в дом, увидела, что места ей нет, на полу ни единого свободного просвета — «хоть на них ложись!». Она увидела маленькое корытце, в каких рубят капусту, и, съежившись, залезла в него и уснула. Только она во сне высовывала из корытца ногу — сразу ее пихали, высунет руку — то же самое. Промучившись до утра, Клава увидела на рассвете, как кто-то вышел по нужде, и тут же прыгнула на его место. Но только она заснула, как раздалась команда: «Подъем!» Нужно было идти дальше. Как-то в пути им попалась баня. Истопили, и командир галантно первыми послал девчонок. Не зная, что нужно открыть заслонку, они угорели и, выйдя из бани, «попадали на землю». Долго над ними после этого потешались[270].

«Шли и спали», «спали на ходу»: о том, как они по-настоящему засыпали во время тех бесконечных переходов, вспоминали многие женщины-снайперы. Случалось на какие-то секунды выключиться. Идешь, ноги как-то сами собой переставляются, а сознание отключилось. Идущие рядом товарищи не дают свернуть, сбиться с пути. Заснув не в колонне, Аня Мулатова чуть не попала в беду[271].

Почему она пошла «в кустики» одна, она потом не могла сказать: вообще-то по одной их не пускали. Вместо того чтобы догнать цепь, она, пока делала свои дела, заснула, сидя на корточках. И проспала не меньше 15 минут, потому что колонна, когда она выбежала на дорогу, уже прошла. Никого не было на дороге, темнота. Не успела она испугаться, как услышала топот копыт. Это прискакал, когда передали по цепи, что она отстала, адъютант командира полка Митя Кузнецов с приказом найти ее. Аня обрадовалась, но оказалось, что намерения у Кузнецова совсем не мирные.

«Давай, пошли туда», — сказал он, пытаясь обнять ее и подталкивая к кустам. Аня его оттолкнула. Последовал короткий разговор на повышенных тонах. Кузнецов угрожал, что застрелит: «Давай, а то останешься здесь лежать». Но Аня была уверена, что он не посмеет стрелять: зачем ему неприятности? «Стреляй, тебя потом в штрафную отправят», — спокойно ответила она, но все же решила не злить адъютанта и пообещала, что все будет, только сначала они догонят полк. Сев вместе на лошадь — Аня крепко держалась за ремень только что угрожавшего убить ее парня, — они поехали догонять своих. А когда догнали, то, конечно, ничего не было, и, когда Митя пожаловался командиру полка на то, что Аня с ним жить не хочет, тот посоветовал ему «подкатиться» к связистке Ане, которая больше ему подходила — «была уже женщина». Со связисткой у Мити Кузнецова и началась любовь. А у Ани случилось за войну еще одно подобное приключение, когда ее пытался изнасиловать артиллерист Володя. Но это было уже позже, под Сувалками.

У самого командира полка Славнова, кстати говоря, тоже имелась фронтовая жена, но девушка эта была особенная, под стать ему самому — пулеметчица Ася[272]. Позже, но, видимо, еще на фронте, они поженились и прожили вместе долгую жизнь.

В полк Асю Акимову привела Шура Окунева, воевавшая у Славнова с 1941 года. Шура командовала взводом пулеметчиков и к моменту гибели успела стать знаменитой: о ней много писали фронтовые и даже центральные газеты. Специально к ней и к пулеметчику Федору Чистякову, тоже впоследствии погибшему, приезжал знаменитый советский поэт, а в войну — корреспондент «Красной звезды» Михаил Светлов[273]. Погибла Шура в 1943-м в бою за деревню Потаповка рядом с Ельней — стреляла по смотровой щели приближавшегося танка и погибла от его снаряда.