– Я тебя понимаю.

– Ты же меня не бросишь? – капризно спросила она.

– Почему я должен тебя бросить?

– Ну, из-за того, что было… Давно было, тринадцать лет назад…

– Не было ничего. Не было! И не будет!

Он подсел к Любе, взял ее за руку, она уложила голову на его крепкое мужское плечо.

– Ты же не дашь меня в обиду? – спросила она.

В ответ он обнял ее, с нежностью прижав к себе. И так спокойно на душе стало. Глаза закрылись, сонная тучка окутала верхушку сознания.

Она бы и заснула, если бы не пронзительная мысль.

– А кто звонил?

– Непонятно.

– И установить нельзя?

– Одно ясно, этот человек не хочет раскрываться.

– Что ему от меня нужно?

– Будем выяснять.

– А если это Валера?

– Он же погиб.

– Ну, погиб…

– Извещение было?

– Да, мама его получила. Мы с ней даже к нему на могилу ездили, в Карелию. Ну, там возле зоны кладбище было… Его там как собаку похоронили. Крест железный, маленький такой, даже без фотографии…

– Как собаку – это когда в обезличенной могиле хоронят. Но все равно, нехорошо…

– Да какая разница, большой крест или небольшой?

– Без разницы. Все быльем порастет…

– Все там будем.

– Нам еще рано, – покачал головой Максим.

– Ну будем… А там Валера. И он спросит, как я тут одна, без него…

– Ты не одна.

– Так в том-то и дело… Как я ему в глаза смотреть буду?

– М-да.

Какое-то время Максим озадаченно почесывал щеку, потов взял чайный стакан, больше чем наполовину налил в него водки и заставил выпить. Правильно он рассчитал дозу или нет, но сон навалился почти сразу. Сопротивляться ему не было сил, да и желания тоже…

Рука резко взвилась в воздух, ладонь мгновенно сложилась в кулак. А ведь Бартеньев почти не смотрел на муху, которая кружила над его столом. Он сидел с ровной спиной и приподнятой головой, на лице рисовалось начальственное выражение.

Бартеньев разжал кулак, и муха безжизненно упала на стол. Он с трудом сдержал торжествующую улыбку. Да, он ловкий малый, но для него такие маленькие победы в порядке вещей, даже внимания на них обращать не стоит.

– Как Суконцева? – деловито глянув на Одинцова, сухо спросил он.

– Ночью ей звонили, – сказал Максим.

Не нравилось ему поведение начальника. Слишком уж важный он сегодня. Или зазвездился Бартеньев ненароком, или какой-то подвох готовит. Вид у него такой, как будто козырь в рукаве прячет.

– Кто?

– Возможно тот, кто ее похитил?

– Личность установил?

– Как? Он даже не говорил, только в трубку дышал. И номер незарегистрированный.

– А если это Конюх был?

– Конюх? – опешил Одинцов.

Он скорее бы поверил в мистическую версию, которая осенила Любу. Валера с того света вернулся… Но у Кружилова хотя бы повод был на нее наезжать. А Конюх здесь при чем?

– Конухов Антон Викторович, – уточнил Бартеньев.

Максим пожал плечами. Слов нет – одни только эмоции, но пока еще не бурные.

– Или Репень?

Максим внимательно посмотрел на Бартеньева. Нет, его начальник по фазе не сдвинулся, это он козырь из рукава достает. Значит, есть у него какая-то информация.

– Репьев Степан Данилович, – продолжал Бартеньев. – Одна тысяча семьдесят шестого года рождения.

И про Конюха Максим знал, и про Репня, и про всех, кто был в его банде. Чебуков не знал, где они в Платовке снимали квартиру, зато видел всех бандитов в лицо. По его показаниям и были составлены субъективные портреты преступников, по эти данным их идентифицировали. Все это понятно, но не ясно, зачем Бартеньев этим козыряет?

– Что вы там нарыли, Паша? – спросил Максим, с укором глянув на начальника.

Он пришел сегодня в управление поздно, после одиннадцати. Кустарева уже не было на месте, Ожогин куда-то выехал – одним словом, работа шла вовсю. Возможно, и результат появился. Если так, то пусть Бартеньев не тянет своего павлина за хвост.

– Прошника вчера взяли, по его показаниям составили портрет. А вот потрет Репьева.

Бартеньев предъявил два фоторобота на одно и то же лицо.

– Репень?

– Он самый!

Бартеньев ликовал так, как будто сам вышел на Прошника, допросил его, получил и сверил результаты. А ведь он и сам бы мог установить личность грабителя, если бы не история с Любой. Как вкрутился в нее, так до сих пор в теме. Он здесь, а она дома. Техники с утра приходили, квартиру на сигнализацию поставили, вооружили Любу тревожной кнопкой для вызова наряда вневедомственной охраны. И еще экипаж патрульно-постовой службы во дворе дежурит, но все равно Максим беспокоится за нее.

– А какое отношения он имеет к Суконцевой?

– К Суконцевой имеет отношение Конухов! Пока мы вчера с Карцевым возились, Суконцева фоторобот Зайцева составила, Кустарев провел сравнительный анализ. Зайцев оказался фальшивым, а Конухов – настоящим! Это еще не все! Эксперты вчера пальчики с места преступления сняли! Они принадлежат Репьеву, он в машине Петряева похозяйничал…

– Кустарев где?

– Я его в следственный изолятор отправил, – с видом непогрешимого знатока и с гордостью за себя сказал Бартеньев.

– Зачем?

– К Чебукову. Чтобы он Конухова по его портрету опознал.

– Так опознали же!

– Ну, лишний… протокол в деле не помеха!

– А Ожогин?

– Он в больнице был у Петряева… – нахмурился Бартеньев. – Сейчас будет.

– И что там интересного в больнице? Репьева опознать хотел? Так Петряев не видел, кто его ударил!

– Ну, да, не надо было в больницу посылать, – окончательно стушевался Бартеньев.

– А в Гузеевке кто работает? Кто Репьева ищет?

– Репьева? В Гузеевке? – завис в раздумье начальник отдела.

– Прошник его в Гузеевке подобрал. Значит, он там где-то живет. Где Прошник?

– Так это, выпустили его…

Одинцов еле сдержался, чтобы не обозвать начальника плохим словом. Хотя сам бы вряд ли бы смог объяснить, почему.

– Телефон его, срочно! Людей поднимай! Репьева будем искать! И чтобы все в штатском!

Бартеньеву не понравилось самоуправство Максима. Он здесь начальник, ему и отдавать распоряжения. Но в бутылку он лезть не стал и людей организовал. А Максим тем временем связался с Прошником, выяснил у него место, где он подобрал Репьева, велел оставаться дома и ждать дальнейших распоряжений.