Пуля прошла над самой головой. Бартеньев упал на землю спиной к дому, пугливо стал отползать в сторону. Надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки, вынул из кобуры пистолет и присоединился к Одинцову, который открыл огонь практически с ходу.

Максим стрелял по окнам, откуда велся огонь. Со всех сторон к нему подтягивались взятые на усиление сотрудники. Ребята действовали грамотно – трое пошли на штурм дома, а четвертый прикрыл их автоматическим огнем. И Максим перемахнул через забор, и его начальник не пожелал остаться в стороне. К тому времени, как Бартеньев оказался во дворе дома, стрельба прекратилась. То ли бандиты бросились бежать, то ли их подавили огнем.

Верным оказался второй вариант. Один бандит получил пулю в голову, другой в грудь. Первый – труп, второй – раненый, а больше в доме никого не было.

Покойник был похож на Лютова, раненый – на Репьева. Конюха нигде не было. Максим осмотрел весь дом, обследовал подвал, окинул взглядом двор. Не было его, как сквозь землю провалился.

Одинцов даже выглянул за ворота, но никого там не увидел. Он вернулся в дом, к раненому Репьеву. Пока его перевязывали, Бартеньев задавал ему вопросы. Правда, Репень практически не реагировал на него, стонал, закатывая глаза.

– «Скорую» вызвали? – спросил Максим.

– Да, конечно, – кивнул Бартеньев.

– Давайте отбой, – подмигнув ему, кивнул Одинцов. – Не нужна «Скорая», пусть подыхает.

– Но есть закон!

– А по какому закону Петряев от черепно-мозговой скончался? По какому праву эта гнида Батыгина убила? Пусть подыхает!

Петряев будет жить, но находился он пока в тяжелом состоянии. А с Батыгиным и вовсе не ясно – не хочет мужик из комы выходить, так что Максим не очень преувеличивал, нагнетая обстановку.

– Эй, начальник, так нельзя! – попытался прийти в себя Репьев.

– Конюх где?

– Так это, ушел!.. Разошлись мы. Деньги поделили и разбежались. Он ушел, а мы не успели, – с досадой скривился бандит.

– А еще двое? Аскар, Армяк, правильно?

– Так нет их. Конюх их, падла, завалил.

– За что?

– А засветили они вроде как…

– Точно завалил?

– У меня на глазах. И нас мог завалить, поэтому мы его с Лютым погнали…

– Давно?

– Да нет, не очень… Где-то здесь еще, в Гузеевке…

Бартеньев посмотрел на Максима глазами плакатного красногвардейца, призывающего всех на борьбу с Деникиным. Положил руку ему на плечо, посмотрел в глаза и, кивнув на Репьева, вышел из комнаты.

На этот раз Максим понял его. Похоже, Бартеньев собрался организовать преследование преступника. И еще, казалось, он хотел доказать, что не струсил во время перестрелки.

И все-таки на всякий случай Одинцов спросил, куда собрался его начальник. Как оказалось, он не ошибся в своем предположении. Бартеньев действительно решил заняться Конюхом. И еще он сказал, что Максим должен заняться Репьевым. Это приказ…

Одинцов мог пропустить мимо ушей этот приказ, но не стал этого делать. Во-первых, Бартеньева унижать не захотел, а во-вторых, Репьев мог зажмуриться вслед за своим дружком, а он много чего мог рассказать. Не простит он себя, если не воспользуется моментом.

– Ты позавчера Петряева ограбил?

– Не знаю такого, – закрывая глаза, обессиленно пробормотал Репьев.

– Врешь, ты у него лопатник с документами спер…

– Не знаю ничего. – Репьев, казалось, вот-вот потеряет сознание.

– И у Батыгина бумажник забрали. Документы забрали. Знаешь ты, кто такой Батыгин, знаешь.

Бандит хотел что-то сказать, но лишь обморочно пошевелил губами. Сил у него нет, не может он говорить. Но Максима на такой мякине не приведешь.

Он схватил Репьева за горло, с силой тряхнул. Тот в ужасе распахнул глаза.

– Я с тобой, гнида, миндальничать здесь не собираюсь! Задушу, падлу, и скажу, что сам подох!

– Так сам и подох, – подыграл ему Миша Козырьков, который только-только закончил перевязывать раненого.

– Ну, слышал я про Батыгина! – прохрипел Репьев.

И Максим отпустил его. Что-то не хотелось доводить дела до греха, хотя и жалости к бандиту не было совсем.

– Кто его ударил?

– Конюх… Он и деньги притырил… Нет, говорит, денег… А мы-то знали, что есть… Мужик-то кучерявый, бобер…

– А Суконцеву зачем похитили?

– Ну, я не знаю, кого там похищали. Но похищали… Не вышло…

– Зачем ее похищали?

– Ну, заказ был.

– А на Батыгина?

– Ну, и его заказали… Его реально заказали…

– Кто заказал?

– Слышь, начальник, я реально в аут ухожу, – закрывая глаза, пробормотал бандит.

Максим ему не поверил, снова тряхнул, но Репьев лишился чувств. И до приезда «Скорой помощи» в сознание не приходил.

В больницу Одинцов отправился вместе с ним. Он должен был узнать, кто заказал Батыгина и Любу. Для него это очень важно.

Репьева доставили в городскую больницу и сразу же отправили на операционный стол. Максим принял меры, чтобы преступник не сбежал – организовал присмотр и охрану.

Операция заняла два часа. Пулю из грудины вытащили, но в себя Репьев не пришел. Рана не смертельная, и, в принципе, он мог бы вернуться в сознание через час-другой, но анестезиолог переборщил с наркозом, и бандита отправили в реанимацию. Хотел бы Максим отправить туда и самого анестезиолога, но его могли не так понять.

Анестезиология – штука тонкая. Дал врачу на лапу, и наркоз будет мягкий, нет – готовься к тяжелой отключке с мучительным выходом из нее. Репьев априори не мог заплатить, но рефлексы уже не отменишь. Максим сам однажды попал под такой кондовый наркоз, чуть сердце из груди после операции не выскочило. Он тогда в перестрелке пулю схлопотал, но скидку ему на это не сделали…

Он сам лично побывал в палате у Репьева, убедился, что из наркоза бандит выйдет не скоро. Только после этого он ушел, велев немедленно связаться с ним, как только задержанный придет в себя.

* * *

Зайдя в камеру, Максим наткнулся на недовольный взгляд и нахмуренные брови. Но он и не ждал радостных повизгиваний.

– Что-то вы зачастили сегодня, – буркнул Чебуков.

– Как в камере, не обижают? – спросил Одинцов, показав арестанту на пачку сигарет.

Можно угощаться, означал этот жест.

– Кого, меня?.. – самодовольно скривился парень. – Да я сам кого хочешь!

– Ну да, ты же крутой бандит.

– Я – вор! – Чебуков пафосно выкатил грудь.