этот раз долго не могу распахнуть веки. Мысли в кучу, а сердце долбит по рёбрам.

Снежинка. Тот самый медальон, который я подарил Снежане четыре года назад. Ошибки быть не может. Я бы его узнал.

Она сказала, что его больше нет. Что она его потеряла.

— Нет, я... — прочищаю горло и пальцами ослабляю галстук на шее. — Я не собираюсь ругать твою маму... Скажи, Ассоль, а откуда у тебя этот медальон? Он очень красивый.

— Это мне мой папа подалил, — довольно улыбается девочка, сжав маленькой ладошкой снежинку.

Папа подарил...

— Инна, я всё! Спасибо, что ты... — слышу позади голос Морозовой, который обрывается сразу, как только я резко поворачиваюсь к ней.

Её тёмный взгляд сначала упирается в меня. Зрачки расширяются, а брови взлетают вверх. Затем она смотрит на дочь, на снежинку у неё на шее, снова на меня, и всё понимает.

Между нами довольно большое расстояние, но когда Снежана шумно выдыхает, кажется, её дыхание касается моих губ и реальность между нами окончательно трескается на ДО и ПОСЛЕ.

35 глава

Снежана

Застыв на пороге кабинета, замираю как вкопанная. Как если бы мои ноги вросли в пол намертво. Взгляд прилипает к лицу Борцова, а потом медленно перетекает на маленькое кукольное личико дочери.

Он знает.

Он знает, потому что для того, чтобы заметить их сходство не нужен тест ДНК. Он знает, потому что я отчётливо читаю это в его взгляде, который прожигает меня на расстоянии.

Сердце дёргается в истерическом припадке и лупит по ребрам как теннисный мячик. Но это всё внутри. А снаружи я ощущаю полнейший ступор, который стягивает меня липкими щупальцами словно спрут.

— Мама! — визг Асёнка вспарывает плотную тишину, повисшую между нами.

Малышка, откинув на стол карандаши, выскакивает из офисного кресла и со всех ног несётся мне навстречу. И единственное на что меня хватает — это распахнуть руки, когда её хрупкое маленькое тельце впечатывается в моё, а миниатюрные ручки обвивают мои ноги и крепко сжимают в объятиях.

— Мама, я медведя налисовала, — бубнит, уткнувшись носом в мои коленки.

Её горячее дыхание обжигает кожу и моментально распространяется по всему телу, как будто согревая меня изнутри. Разрывая ледяную корку вдребезги и снимая с мышц оцепенение.

— Здорово, малыш, — присаживаюсь рядом с Асёнком на корточки.

Заглядываю в маленькое беленькое личико-сердечко. И рукой смахиваю упавшие на лоб вьющиеся волосики.

От неё пахнет чем-то тёплым. И таким родным. Я помню, как прижимала Асю к своей груди, сразу после того, как она родилась. И первое что я запомнила — это то, как она пахла.

Как имбирным пряник, растопленный в тёплом парном молоке. Этот запах стал моим наркотиком, ради которого я буду бороться до последнего своего вздоха. Как самый настоящий наркоман. Перегрызу горло любому, кто посмеет меня его лишить.

Скрип стула на заднем фоне разрывает хаотичную цепочку моих мыслей и заставляет вернуться обратно в реальность.

Глаза дёргаются за спину Аси, и встречаются с горящим взглядом её отца.

Я знаю этот взгляд. И знаю, что он не сулит мне ничего хорошего.

— Снежана, можно тебя на пару слов, — его низкий тембр толкает невидимые микроволны, которые острыми иглами вонзаются в мои нервные окончания.

— Мамотька, не бойся, — миниатюрная ладошка ложится на мою щёку и маленькие пальчики порхают по коже. — Этот дядя сказал, что не станет на тебя клитять.

“Этот дядя”. Мне даже не нужно смотреть на Борцова, чтобы увидеть, как дёргаются мускулы на его лице в этот момент.

— Зайка, ты... посиди пока ещё порисуй, ладно? — поднявшись с корточек, стараюсь, чтобы голос звучал ровно. Я не хочу, чтобы Ася что-то почувствовала. — Нарисуй, жирафа, хорошо? В зоопарке он тоже есть.

— Холосо! Я есё шлона налисую, — растянув рот в довольной улыбке, малышка вприпрыжку возвращается обратно за рабочий стол.

Взгляд Борцова примагничивается к моей дочери. И в этот момент внутри меня просыпается какой-то животный, сумасшедший инстинкт.

Кожа горит от желания подойти и встряхнуть этого мужчину. Загородить собой Асю, чтобы никогда больше Борцов не смел её касаться. Даже взглядом.

У этого человека нет такого права! Он потерял его четыре года назад раз и навсегда! Ася моя! И, чёрт побери, я позволю ему приблизиться к ней только через мой труп!

— Алексей Игоревич, вы, кажется, хотели поговорить? — произношу жёстче, чем это следовали бы сделать в присутствии Асёнка. — Мне нужно дочь отвезти домой, так что давайте, пожалуйста, быстрее закроем вопрос.

— Закроем? — брови Борцова скептически ползут вверх. — Всё только начинается, Снежана... Денисовна.

Пройдя через кабинет, распахивает дверь и вытягивает руку в пригласительном жесте, предлагая мне первой выйти в коридор.

В последний раз бросив взгляд на дочь, переступаю порог и быстрым шагом ухожу как можно дальше от кабинета, в котором сидит мой ребёнок. Чтобы не было ни одного шанса на то, что хоть какой-то клочок нашего разговора долетит до Аси.

— Когда ты собиралась сказать мне о ребёнке? — неожиданно чувствую жёсткую хватку на своей руке и Борцов резко дёргает меня за локоть.

— Это моя дочь, Борцов, — выпаливаю, со всего размаху врезавшись в чугунную грудь. — К тебе она никакого отношения не имеет!

Глаза хаотично шарят по его лицу и никак не могут словить его взгляд, потому что Лёша в этот момент делает тоже самое.

Руку, которой упираюсь в его грудную клетку, сжимаю в кулак, сгребая пальцами ткань рубашки. Чувствую, как в ладонь мне бьёт его гулкое сердцебиение. Как будто колокол, звон которого отдаётся вибрацией в моём магнитном поле.

— Значит не собиралась, — резюмирует спустя бесконечно долгие секунды звенящего молчания. — Думала, я не узнаю?! Какая же ты наивная, Снежан.

Его лицо и взгляд источают ярость. Как и всё его биополе в целом. Кажется, я даже могу тактильно её прощупать. Единственное, чего я не могу понять — он злится, потому что хочет участвовать в жизни дочери или потому что тогда, четыре года назад я не послушалась его и... не убила Асю...?

Эта мысль врезается мне в грудь и как тупой нож проворачивается там, ломая мне рёбра. Какова бы ни была причина его злости — пошёл он к чёрту!!!

Он не имеет на это права! Не имеет права в чём-либо меня обвинять! Не имеет