– Зверька, особенно если он тихий, лучше приручать лаской. И быстрее, и царапин меньше, – заговорщическим шепотом произнес Константин и хитро подмигнул.

Зворыка только крякнул от неожиданности – ишь как далеко глядит государь – и больше разговоров об этом никогда не заводил.

Словом, с купцами о таком лучше не заикаться, потому что если не этим вечером, так следующим наверняка о его неосторожных словах будет знать ненавистный Абдулла. Тогда что? Попытаться обратиться к духовенству? Мультек попробовал, осторожно давя на то, что его брат стал некрепок в вере, коли позволяет строительство храмов для иноверцев, да еще оплачивает его из собственной казны.

Но и тут его ждала неудача. Настоятели мечетей и прочие духовные лица, разумеется, морщились, когда в их городах стал раздаваться радостный звон колоколов, зовущих православных на службу в храм. Морщились, но натравливать прихожан на иноверцев не спешили.

Купцы немало понарассказывали об ужасах, которые творились в Бухаре, Самарканде, Ходженте, Мерве и в прочих местах, на которые вихрем налетела прожорливая монгольская саранча. Да, конечно, потом Чингисхан повелел не трогать мечети, ма-зары и другие святые для мусульман места, но поначалу его воины несли только кровь и смерть, огонь и разрушение, оставляя за собой горы трупов и огромные пепелища.

А для кого поставлены эти храмы? Разумеется, в них может помолиться любой человек, исповедующий православие. Но в первую очередь они выстроены для русских воинов-пушкарей, то есть защитников булгарских городов, и настраивать против них жителей не собирался ни один имам.

Тем более что в каждом городе три четверти населения так или иначе завязаны на торговле – либо изготавливали товары, как ремесленники, либо напрямую осуществляли торг ими. Если сегодня пушкарей изгнать из города, неизвестно, что сотворит в отместку царь Константин. Хотя, нет, это как раз известно. Нехорошее он сотворит, очень нехорошее. Такое, что мало никому не покажется.

Нет уж, пусть себе звонят колокола, и пусть в православных храмах молятся люди, закосневшие в своем невежестве, почитающие человека не за пророка, пусть и великого, равного самому Мохаммеду, но за бога[54]. Им же хуже, ибо на том свете, под тяжестью своих грехов, они непременно свалятся с Сираха[55]и никогда не смогут упиться благоуханным райским вином и насладиться пышногрудыми красавицами гуриями.

У Мультека оставалась только одна надежда. В каждом государстве, как бы оно ни процветало, как бы хорошо ни жили его граждане, всегда есть недовольные, причем не те, кто пребывает внизу, но те, кто вверху. Завистливые по своей натуре, они всегда будут возмущенно ворчать, считая, что их незаслуженно обошли, обделили, а другим дали гораздо больше.

К сожалению для Мультека, помимо злого языка, они не имели никакой реальной силы. Но зато кто-то из них в недобрый час сумел подсказать брату хана неплохую мысль – если Абдулла имеет сильного союзника, то и ему, Мультеку, неплохо обзавестись таким же. Тогда один союз нейтрализует другой. А еще лучше, если не только нейтрализует, но и перевесит силы прежнего.

Особого выбора Мультек не имел. Лишь одно государство было настолько мощным, что могло не просто на равных соперничать с Русью, но и одолеть ее. Во всяком случае, он, Мультек, не слыхал, чтобы эта держава хоть раз проигрывала, кто бы ни был ее врагом. Отдельные битвы – да, это случалось, но войну в целом – никогда.

Словом, не прошло и полугода, как эмир послал первого тайного посла к великому каану Угедею, затем второго, третьего… Наконец Бату, два года назад прибывший из далеких земель бывшей империи Цзинь, прислал с надежным арабским купцом ответную тайную грамотку. В ней говорилось о том, что правитель улуса, которому его великий дед подарил земли всех этих стран, включая Волжскую Булга-рию и Русь, готов милостиво склонить свое ухо к просьбам Мультека.

Более того, хан Бату готов выслать свои тумены, дабы скинуть непокорного Абдуллу, а заодно и Константина, которые забыли, что даже дышат лишь потому, что это дозволяет им его дядя – великий ка-ан Угедей. Но он, Бату, мириться с этим не желает. Однако и Мультек должен быть готов оказать ответную помощь. Разумеется, хан справится со своими врагами и без него, потому что никто и никогда не сможет устоять перед неустрашимыми монгольскими туменами, но в этом случае эмир не должен ни на что рассчитывать.

Переписка длилась вплоть до злополучной битвы близ Оренбурга, после чего очередной вестник на словах передал Мультеку краткое повеление Бату: «Я уже иду. Делай то, что обещал».

И Мультек начал делать. Сперва он уговорил брата Абдуллу остаться в Биляре, ссылаясь на то, что если тот покинет столицу, то в городе незамедлительно начнется паника.

– Но кто поведет наших воинов, если не я? – растерялся хан.

– А если Бату окажется хитрее и сумеет перехватить их на полпути к Сувару? – коварно осведомился Мультек. – Это же верная смерть. И на кого останется вся страна? Или ты предпочитаешь доверить двух сыновей мне, своему брату? – И проницательно посмотрел на Абдуллу, заранее зная, что тот ответит.

Угадать и впрямь было не трудно. Хан, да простит ему аллах такие греховные мысли, скорее согласился бы доверить сыновей иблису, чем своему единокровному брату Мультеку.

– Хорошо, полки поведешь ты, – кивнул Аб-дулла.

– Я сделаю все, чтобы задуманное осуществилось и победа была одержана, – торжественно поклялся Мультек, но Абдулла даже не понял, насколько двусмысленно прозвучали слова брата.

В полной мере хан осознал это, лишь когда до него дошла горестная весть о том, что Мультек намеренно подвел войско вплотную к туменам Бату и потребовал от воинов, чтобы они принесли присягу ему, Мультеку, который обещает защитить и их, и страну от монгольского разорения. Часть недовольных была быстро перебита, а остальные, видя плотное кольцо окружения, готовое вот-вот раздавить их, выбрали жизнь, хотя вместе с нею им пришлось принять еще и предательство.

Первая встреча с Бату не обрадовала булгарина. Хан вел себя с Мультеком надменно, как с обычным данником. Зато он привел с собой огромное войско, самодовольно похваставшись, что это лишь половина его воинов, а остальных Гуюк, Кулькан, Менгу и прочие чингизиды увели прямо на Рязань.– Но для твоего брата вполне хватит и моей половины, – усмехнулся Бату.

Увидев, сколь велика даже эта половина, эмир Волжской Булгарии понял, что не ошибся и сделал правильный выбор – такой силе противопоставить навряд что возможно.

Первое, что потребовал монгольский хан от Мультека, так это то, что Сувар должен дать дань и открыть ворота. На последнем Бату не настаивал бы, но Сувар имел на стенах пушки, а что такое «огненный бой» в умелых руках, Бату успел понять еще летом, когда русские полки, присланные на учебу к берегам Яика, устроили небольшую пристрелку.