Е. Месснер, три года провоевавший в Первую мировую и три года в Гражданскую войну, писал о молодых офицерах перед той войной: «В национальном, в военно-национальном порыве молодежь устремилась в военные училища, чтобы, ставши офицерами, творить основу будущей славы России. Эта молодежь отказывалась от возможности стать инженерами, юристами и избирала военную карьеру, обрекая себя на полу нищенство… Уже в последние десятилетия XIX в. обнаружившийся наплыв в корпус офицеров так называемых разночинцев усилился, и перед войной в нем были лишь 40% потомственных дворян. В область преданий отошел тот стиль офицерской жизни, когда дворянско-помещичье сословие содержало своих детей-офицеров. Теперь 90% офицерского состава — и дворяне, и разночинцы — довольствовались скудным офицерским жалованьем и вели тяжелую жизнь, отдавая все свои силы, все свое время царской службе. Гордилось этой службой, любя Царя и Россию».

О том, что представляли собой юнкера, будущие офицеры России буржуазной эры, свидетельствуют крайне интересные воспоминания В. В. Савинкова (брата известного революционера и террориста Б. Савинкова). «Около 20 мая 1916 года я был принят в Константиновское артиллерийское училище в Петербурге. Набор — около 300 человек — состоял главным образом из студентов последних курсов специальных учебных заведений и из лиц с законченным высшим техническим образованием. Средний возраст юнкеров колебался между 23—25 годами за исключением нескольких десятков человек в возрасте 26—28 лет и единиц (в том числе и меня) — от 30 лет и старше. Несмотря на небольшую разницу в годах, между сокурсниками и мною ощущалась значительная «содержательная» несхожесть: мы принадлежали к совершенно различным поколениям. Я, поступивший в университет в 1905 году, являлся представителем «революционной» молодежи, мои однокашники — молодежи, воспитанной во время реакции и создававшей различные «общества огарков», «лиги свободной любви» и т. п. Вместе с тем нужно сказать, что у моих новых коллег имелись и общие недостатки с моими соучениками по университету: слабость воли, отсутствие почина и действенности, неустойчивость, неопределенность характера.

Коли у первых отсутствовало специфическое свойство молодежи годов первой революции, т. е. если они не брались спасать мир или хотя бы только Россию, не умея, в сущности, утереть собственный нос, то обладали не меньшим, хотя и противоположным изъяном — были совершенно безразличны к общественным и политическим вопросам, интересовались только тем, что непосредственно их касалось, главным образом материальным благополучием, и по умственному развитию стояли, в общем, значительно ниже предшествовавшего поколения. Они не думали ни о чем, кроме своего личного успеха, и понимали его в конце концов очень грубо: материальные блага и чувственные наслаждения казались большинству из них, если не всем, то тем единственным, чего стоит добиваться. Они были лишены всяких иллюзий, предрассудков, вроде религии, или каких бы то ни было идеалов. Мои новые коллеги и на образование смотрели исключительно как на средство возможно лучше устроить свои дела в будущем. О многом они не заботились; их кругозор не выходил за пределы проходимого курса наук. Для громадного большинства этой молодежи характерна скудость умственной жизни, не говоря уже о жизни духовной».

Тут неплохо бы вспомнить рассказ А. Куприна «Поход». Куприн сам служил в царской армии и хорошо знал, что та собой представляет. Вот какой разговор происходит между офицерами обычного пехотного полка, коих сотни:

«…Отлично, — бросил ему рассеянно Скибин. — А я вам скажу, поручик, — повернулся он торопливо к Тумковскому, — что эти маневры — один только разврат и антимония. Может быть, для генерального штаба оно и нужно, а солдаты только распускаются и теряют выправку. Да и для офицеров лишнее. Какой, к черту, это неприятель, когда вы отлично видите, что это поручик Сидоров, у которого вы вчера заняли три рубля? Вы командуете: «Прямо, по колонне пальба взводом», а вам решительно наплевать, как солдаты целятся, и укрыты ли они от огня, и все такое…