У Великобритании, в конце концов, были собственные эмпирические традиции, и поэтому страна не была втянута на американскую интеллектуальную сцену после войны. Значимое марксистское движение постепенно возникло из коммунистических политических движений конца 1930‐х – начала 1940‐х годов. Им предшествовала когорта выдающихся ученых, историков науки и специалистов по античной истории181. Великобритания представляла собой наиболее значимую зону эмпирического марксизма в Европе после Первой мировой войны. После 1945 года ее ядром была «Группа историков Коммунистической партии Великобритании», которая распалась в 1956‐м. До этого она успешно запустила научный журнал «Past and Present», который и сейчас процветает. В круг послевоенных марксистских историков входили Кристофер Хилл, Эрик Хобсбаум, Эдвард Томпсон и примкнувшие к ним Реймонд Уильямс, Морис Добб и Джордж Томсон. В то время как Исаак Дойчер имел иную позицию и политические убеждения, как историк и биограф Троцкого и Сталина он хорошо вписывается в картину британского марксизма182.

Несмотря на то что социальная теория в значительной степени опирается на политическую и социальную историю, она с ними не синхронизирована. Конец 1950‐х и первая половина 1960‐х годов ознаменовали упадок политического марксизма в Западной Европе. Австрийские, западногерманские и шведские социал-демократические партии вычищали свои программы от любых следов марксизма в 1958–1960 годах. Французский социализм и официальный марксизм дискредитировали себя во время Алжирской войны. Коммунистические партии старели и оказывались в изоляции. Неожиданный послевоенный бум не просто продолжался: он ускорялся. Тем не менее некоторые из наиболее влиятельных работ западноевропейского марксизма появились именно в это время: «За Маркса» и «Читать Капитал» (1965) Луи Альтюссера, трехтомник Исаака Дойчера о Троцком (1954–1963), «Критика диалектического разума» (1960) Жана-Поля Сартра, «Становление английского рабочего класса» (1963) Эдварда Томпсона183. Базирующийся в Лондоне журнал «New Left Review», которому было суждено стать ведущим мировым марксистским журналом, был основан в 1960 году184.

Позже политическая ситуация кардинально изменилась в связи со студенческими волнениями – результатом появления новых массовых университетов и войны во Вьетнаме, а также вдохновения, порожденного китайской культурной революцией. Примерно в то же время истощение рынка труда создало почву для возрождения классового конфликта. Стремительно расширяющийся предмет социологии предоставил основную площадку для академических баталий. Марксизм стал политическим языком и теоретической установкой для поколения радикалов, которые нашли в нем лучший способ понять феномены колониальных войн и слаборазвитости, равно как и социально-экономические механизмы функционирования западноевропейской демократии. Этот неомарксизм представлял собой гораздо большую волну, чем оригинальный западный марксизм, но едва ли произвел нечто столь же впечатляющее.

Одной из причин этого было то, что политика и теория стали гораздо более дифференцированными. Даже наиболее блестящие и рефлексивные политические тексты этого периода в значительной степени эмпирические. Теоретические и ученые труды даже политически активных людей очень академичны. Лучшими среди них являются, вне всякого сомнения, работы Режиса Дебре о революционных стремлениях в Латинской Америке185. Гораздо сложнее выбрать наиболее впечатляющие теоретические и ученые работы из неомарксистского движения в Европе. Но фундаментальные исторические труды Перри Андерсона «Переходы от античности к феодализму», «Родословная абсолютистского государства» (обе 1974), Джеральда Аллана Коэна «В защиту теории истории Карла Маркса» (1978) и Никоса Пуланзаса «Политическая власть и социальные классы» (1968) будут в большинстве списков. Они прекрасно иллюстрируют мою позицию.

Неомарксизм добился включения Маркса в классический канон социологии и сделал марксистскую или марксизирующую перспективы легитимными – пусть и в меньшинстве – точками зрения на большинстве факультетов социальных и гуманитарных наук. Марксизм вошел в антропологию главным образом через работы французских антропологов Мориса Годелье, Клода Мейясу, Эммануэля Террея и др. И объединившись с неорикардианскими работами друга Грамши Пьеро Сраффы, экономисты бросили первый серьезный теоретический вызов триумфальному маржинализму. Английский Кембридж, занявший сторону Рикардо и Маркса, выступил против американского Кембриджа в Массачусетсе186. Но когда радикальный политический запал начал затухать во второй половине 1970‐х годов, политический марксизм быстро испарился. Академический марксизм также пережил значительный спад, будучи отброшенным ради новых теоретических «‐измов». Его постигло частичное подчинение экуменическим дисциплинарным практикам. Лучше всего он сохранился в социологии и историографии.

В Новом Свете, созданном завоеваниями в раннее Новое время и массовой иммиграцией, теоретическая и практическая борьба за современность была в значительной степени направлена вовне, против колониалистской Европы, а также со стороны колонизированных чужаками против самих колонистов. Ни внутренний конфликт исторических сил, ни классовое разделение движущих сил не были настолько же важными, как в Европе187. Сам предмет диалектики современности, в особенности классовая диалектика, были менее значимы в обеих Америках и в Океании. Таким образом, нам следует признать, что марксизм сыграл гораздо более скромную роль в современной истории Нового Света.