Я веду велик Кэлли мимо входа в бар, где в проходе спиной ко мне стоит мускулистый мужчина. Вслед за Эмили обхожу здание и бак. Задняя дверь открыта и подперта цементным блоком.

Засовываю голову внутрь – здесь вышибалы нет, только запах туалета и тускло освещенный коридор. Я прокрадываюсь внутрь.

В баре темно как раз настолько, чтобы замаскировать грязный линолеум и деревянные панели на стенах в стиле семидесятых. Впереди старик с микрофоном пытается заставить людей записаться на караоке. Один экран над баром показывает номера лотереи, на другом показывают бейсбольный матч.

Основные посетители здесь – мужчины или старперы, или же и то и другое вместе. Среди них выделяется Эмили. Она стоит в уголке с парнем, которого я видела на улице, и еще одним мужчиной. Когда они отходят от нее к бильярдному столу, я понимаю, что они гораздо старше, чем я думала. Им как минимум лет по тридцать пять.

Когда Эмили подносит выпивку к губам, я подхожу к ней. Завидев меня, она широко открывает глаза.

– Привет. Ты как сюда попала?

– Через заднюю дверь. – Так же, как и ты.

– А-а-а. – Эмили мнет губами край пластикового стаканчика. – У меня есть поддельное удостоверение. Но если будешь держать себя в руках и вести себя осторожно, Том не станет тебя выгонять.

Она переводит глаза на плечистого мужчину в дверном проеме. Он уходит со своего поста и проходит за барную стойку, вытирая тряпкой стол под пивным краном. Он лысый, но с бородой светло-рыжего оттенка. Наверное, он и владелец, и вышибала, и бармен.

Эмили поднимает чашку к губам обеими руками, они дрожат.

– Ты как? – спрашиваю я.

Она заглядывает мне в глаза.

– Кажется, нормально. Лучше, чем Ари.

Эмили пьет и причмокивает губами.

– Ты была там сегодня? – Там – значит на похоронах. Мне уже кажется, будто это случилось давным-давно, будто я провела в Фейетте уже несколько недель, а не дней.

– Да.

– Я очень хотела что-нибудь сказать. – Эмили вытирает уголок глаза и смотрит на кончик мизинца, проверяя, не стерлась ли подводка. – Я ведь была ее лучшей подругой.

Пастор раздавал надгробные речи – два коротких параграфа, написанных миссис Каучински, которая все никак не могла успокоиться, чтобы их прочесть.

– Знаешь, она была такая хорошая. – Эмили делает глоток. – Сло́ва плохого ни о ком не сказала, даже о тех, кто с ней жестоко обходился.

– Вроде Кэлли? – Я стараюсь говорить обычным тоном, чтобы она не подумала, что я что-то выведываю. Эмили, кажется, готова рассказать мне больше о ссоре между Кэлли и Ари, а эта информация может оказаться важной.

Эмили раскусывает кусочек льда задними зубами, скользя по мне взглядом.

– Да, Кэлли устроила жуткую сцену. Но она со всеми так себя ведет, как будто все для нее недостаточно хороши. Со всеми, кроме Сабрины: она ведь собралась поступать в колледж, ну и вот.

Мне кажется, будто меня тянет к Эмили невидимой веревкой. Я знаю точно, каково ей – как Кэлли умеет заставить тебя почувствовать неважной, мелкой сошкой, которую она охотно оставит за бортом.

В другом конце бара мужчина поет в микрофон что-то нечленораздельное. Рядом с ним по экрану проплывают слова песни «У меня есть друзья на дне».

– Кэлли, кажется, весьма дружелюбно относится к Нику. – Я сама удивляюсь, что говорю это. На самом деле я хотела спросить, почему Кэлли так уверена, что Ник не убивал Ари. Если Кэлли что-то от меня скрывает, сейчас у меня есть шанс это узнать.

– Они не особо близки, – говорит Эмили. – Он ни с кем не имеет близких отношений. Я говорила Ари, что он не внушает доверия, но, по-моему, это ее только больше к нему притянуло. Она ведь такая наивная, сама знаешь. Ей хотелось стать жестче, но она ведь не такая.

Я гляжу на бармена, наливающего пиво из крана. Он следит за нами, нахмурив широкие брови. Я засовываю руки в карманы и отворачиваюсь от него.

– В каком смысле «не внушает доверия»? Ты говоришь о том, что натворил его отец? – Я задаю эти вопросы быстро, потому что не знаю, сколько у меня еще есть времени до того момента, как меня выкинет отсюда Том.

– Его отец? – Эмили морщит нос и щурится на меня, не понимая.

– Кэлли мне сказала, что он выкинул Ника из дома.

– А-а-а. – Эмили понижает голос. – Ты имеешь в виду то, что случилось с его младшим братом.

От нее разит дымом и чем-то кислым. Глаза у нее красные.

– Все очень сложно. – Эмили вертит пирсинговый стразик у себя в носу. – Никто не знает, что случилось на самом деле, но у Ника был младший брат по отцу. Мачеха, кажется, уходила в магазин, а когда вернулась, у дома стояла скорая. Говорят, Ник разозлился, что мальчик зашел к нему в комнату, и толкнул его в стену. Он ударился головой, получил травму мозга и какое-то время пролежал в реабилитации.

Все внутри переворачивается. Не хочется думать о черепе мальчишки, разбитом о стену.

– Все очень сложно, – повторяет Эмили, уставившись вдаль. Вдруг она поворачивается ко мне и трясет головой.

– В смысле, это совсем непохоже на убийство, – говорит она тихим голосом. – Но теперь все твердят, что убийца – он. Ну и зачем ему убегать, если он ничего не совершал?

Эмили явно не смотрела фильм «Беглец» – я бы ей, может, об этом и сказала, если бы сама не пыталась ответить на тот же вопрос о своей сестре.

Эмили смотрит за мое плечо, а потом вниз, на свою выпивку, как будто стаканчик вдруг стал для нее самой интересной вещью в мире. Я поворачиваюсь и вижу, как Том протирает барный столик за нами, ставя оставленные рюмки одну на другую.

– Так что ты здесь делаешь? – спрашивает она, но не грубо, когда бармен переходит к следующему столу.

– Пытаюсь разыскать кое-кого, кто работал по соседству, – отвечаю я. – Его зовут Джо Фейбер.

– А-а-а. Не знаю такого. – Эмили снова крутит украшение в носу. – Попробуй поискать на «Фейсбуке». У тебя там есть страница?

Только для того, чтобы время от времени следить за старыми друзьями из Фейетта.

– Я ею редко пользуюсь, – говорю я.

– Обязательно добавлю тебя в друзья, как вернусь домой, – произносит невнятно Эмили. Сомневаюсь, что она вспомнит этот разговор, когда окажется дома.

– Мне пора вернуться к мальчикам. Час скидок на выпивку скоро закончится. – Она приобнимает меня за плечи одной рукой, а потом ковыляет к компании парней возле бильярдного стола. Я уже направляюсь к двери, как вдруг передо мной возникает широкая грудь бармена Тома.

– Простите, – бормочу я. – Я уже ухожу.

– Слышал, ты спрашивала о Джо Фейбере? – говорит он. У него страшный баритон, но лицо не выражает угрозы. Может, это из-за бороды как у лепрекона. Я киваю.