– Да, мистер Кракенторп?

– Может быть, зайдем сюда? – Он открыл дверьгостиной, вошел первым и закрыл за Люси дверь.

– Я рано утром уезжаю, – объявил он, – и хочувам сказать, что уезжаю под большим впечатлением от встречи со столь богатоодаренной натурой, как вы.

– Благодарю вас, – сказала слегка удивленная Люси.

– Мне представляется, что здесь ваши таланты пропадаютдаром – определенно.

– Правда? Мне – нет.

«Этот, по крайней мере, не станет звать меня замуж, –думала Люси. – Жена у него уже есть».

– Предлагаю вам вот что. Когда минует этот злополучныйкризис, который вы с таким участием переживаете вместе с нами, приезжайте комне в Лондон. Позвоните и назначьте время, а я дам соответствующие указаниясвоему секретарю. Не скрою, человек ваших редких способностей всегда будетпредставлять интерес для нашей фирмы. Детально обсудим, в какой областинайдется наилучшее применение вашим талантам. Я вам могу предложить, миссАйлзбарроу, место с очень высоким жалованием и блестящими видами на будущее.Думаю, вы будет приятно поражены.

Его улыбка излучала великодушие.

– Спасибо, мистер Кракенторп, – скромно потупясь,сказала Люси. – Я подумаю.

– Надолго не откладывайте. Молодой женщине, если онастремится проложить себе дорогу в жизни, нельзя упускать такие возможности.

Он снова сверкнул зубами.

– Спокойной ночи, мисс Айлзбарроу, приятных сновидений.

«Ну и ну, – сказала себе Люси. – М-да. Оченьзанятно».

На лестнице по дороге к себе в спальню она столкнулась сСедриком.

– Минутку, Люси, что я вам хочу сказать…

– Хотите на мне жениться и увезти на Ивису ухаживатьтам за вами?

Седрик уставился на нее ошеломленно и не без тревоги.

– У меня ничего подобного и в мыслях не было.

– Виновата. Ошиблась.

– Просто хотел спросить – есть у вас в доме расписание?

– И все? Вон лежит в холле на столе.

– Знаете что, – сказал Седрик, – я бы вам несоветовал расхаживать, воображая, будто все мечтают на вас жениться. Вы – оченьничего себе девушка, но все же не настолько. Такое, знаете ли, имеет своеназвание. Если сразу не положить конец, после не остановишься. Я, откровенноговоря, вас нипочем не выбрал бы в жены. Кого угодно, только не вас.

– Вот как? – сказала Люси. – Понятно, можетене развивать эту тему. А как я вам на роль мачехи?

– Что такое? – Седрик, опешив, широко открылглаза.

– Вы меня слышали, – сказала Люси и, войдя к себев комнату, закрыла дверь.

Дермот Краддок общался с Арманом Дессином из парижскойпрефектуры по-дружески. Им и прежде случалось встречаться раза два, и онипришлись друг другу по нраву. Краддок свободно говорил по-французски, так чтобеседы у них большей частью велись на этом языке.

– Это пока лишь вероятность, – предупредил егоДессин. – Здесь у меня на фотографии их кордебалет. Вот она, четвертаяслева. Говорит это вам что-нибудь, м-м?

Инспектор Краддок вынужден был признаться, что нет. Нетак-то легко узнать по карточке задушенную молодую женщину, а на этой конкретнойкарточке лица молодых женщин были скрыты под толстым слоем грима, а волосы –под диковинным головным убором из птичьих перьев.

– Вероятность остается, – сказал он. –Определеннее выразиться не рискну. Кто она? Что вам о ней известно?

– Меньше, чем ничего, можно сказать, – бодроотозвался его собеседник. – Вы понимаете, это не фигура. Да и«Марицки-балет» не назовешь явлением. Выступают по пригородным театрикам, ездятна гастроли. Ни громких имен, ни звезд, ни знаменитых балерин. Впрочем, я отведувас к мадам Жолье, которая его возглавляет.

Мадам Жолье оказалась деловитой живой француженкой с зоркимвзглядом, усиками и солидными отложениями жира.

– Не люблю иметь дела с полицией! – Она огляделаих неприязненно, не скрывая своего недовольства их приходом. – Всегда припервой возможности старается чинить мне затруднения.

– Нет-нет, мадам, вы не должны так говорить, –возразил Дессин, меланхолического вида мужчина, худой и длинный. – Когда,скажите, я вам чинил затруднения?

– А из-за этой дурочки, которая хватила карболовойкислоты? – не задумываясь, отвечала мадам Жолье. – Лишь потому, чтовлюбилась в chef d'orchestre [7], которому не нравятся женщины,у него другие склонности. Сколько вы шуму из-за этого подняли! Это нанесло вредмоему прекрасному балету.

– Совсем напротив, принесло огромный кассовыйуспех, – сказал Дессин. – И когда это было – три года прошло с техпор. Нехорошо помнить зло. Так вот, насчет этой девушки, Анны Стравинской.

– Да, и что же?

– Она что, русская? – спросил инспектор Краддок.

– Ничуть. Это вы из-за фамилии? Но они все берут себетакие фамилии, эти девицы. Ничем особенным не выделялась, танцует средне,внешность так себе. Elle u#tait assez bien, c'est tout [8]. Длякордебалета годится, в солистки – нет.

– Француженка?

– Вероятно. Паспорт у нее был французский. Хотя как-тораз она обмолвилась, что ее муж – англичанин.

– Так и сказала, что англичанин? И жив? Или умер?

Мадам Жолье пожала плечами.

– То ли умер, то ли бросил ее. Почем мне знать? Этидевушки – вечно у них истории с мужчинами.

– Когда вы ее видели в последний раз?

– Я везу труппу на шесть недель в Лондон. Даем спектаклив Торки, в Борнмуте, в Истборне, где-то еще, не помню, и в Хаммерсмите. Потомвозвращаемся во Францию, но Анна, она с нами не едет. Она только посылаетзаписку, что уходит из труппы и будет жить у родственников мужа, какой-то вздорв этом духе. Я не поверила, что это правда. Скорее, думаю, встретила мужчину,вы меня понимаете.

Инспектор Краддок утвердительно кивнул головой. Ондогадывался, что в подобных случаях мадам Жолье ничего другого и не подумает.

– Невелика потеря для меня. Меня это не трогает. Придуттанцевать другие, точно такие же, а может быть, и лучше, – я пожимаюплечами и больше не думаю об этом. С какой стати? Все они одинаковы, этидевушки, все помешаны на мужчинах.