Валиев выскочил за дверь черного хода, чудом не угодив под пули Девяткина. Последняя пуля просвистела в каком-нибудь сантиметре от затылка, но даже не поцарапала, – и ринулся по лестнице вниз, в подвал. Сообразил: где есть один выход, должен быть и второй.

Валиев шагал по подвалу, освещенному слабыми пыльными лампочками, увитому разводками водопроводных труб, неотрывно смотрел вперед, но не видел спасительной двери. В конце подвала просматривалась только ровная кладка кирпичной стены. Валиев забеспокоился не на шутку. Кажется, это тупик и нужно поворачивать обратно. Дошагав до конца коридора, он понял, что ошибся. Подвал сворачивал в сторону и там, за этим поворотом, имел продолжение. Завернув за угол, Валиев чуть не побежал вперед, но остановился. Кто это валяется впереди? Дохлая собака? Или человек? Он сделал еще несколько осторожных шагов и снова замер. На цементном полу стояли один на другом два пластиковых ящика из-под бутылок, перед ними спиной вверх лежал военный. В шаге от его головы валялась фуражка с красным околышем.

Что еще за военный? Как он попал сюда, в поганый подвал, ночью? Китель распахнулся так, что Валиев мог увидеть погоны. Ничего себе, полковник, не какой-нибудь прапорщик.

Дышит… Ясно, пьян в дрезину. Накачался какой-то сивухой в компании водопроводчика и валяется, как свинья, на загаженном полу.

В полутьме он разглядел на погонах знаки различия – пожарный. Лица человека он не видел, только коротко стриженный затылок. На трубах стоял портфель, видимо, хранивший в себе какие-то документы, а, возможно, еще одну бутылку сивухи. Но заглядывать в портфель не было ни желания, ни времени. Прямо над портфелем, на верхнем крае потолка, оконце без стекол и решеток. Видимо, оставили для вентиляции.

Валиев вздохнул с облегчением: вот он, свет в конце тоннеля.

Если бы не этот пьяный пожарный, Валиев наверняка не заметил бы окна под потолком. Башмаком он наступил на спину пожарного, шагнул на верхний пластиковый ящик, осторожно установил ногу на скользкой трубе. Теперь, встав на цыпочки, он мог дотянуться до окна. Уцепившись за кирпичи, подтянул вверх тело… и через несколько секунд в полной темноте уже стоял перед чудно пахнувшей цветочной клумбой и стряхивал с одежды песок и паутину. Пробежав через хозяйственный двор, Валиев перемахнул больничный забор и исчез в темноте жаркой ночи.

…Тимонин очнулся в тот момент, когда на его спину опустилась тяжелая нога Валиева. Когда бригадир покинул территорию больницы, Тимонин уже встал с цементного пола. Он надел фуражку и, борясь с головокружением, повторил попытку забраться на ящики и трубы, а с них протиснуться на улицу через окно. На этот раз получилось. Приведя в порядок форменные брюки и китель и крепко прижимая к себе портфель, вышел из больницы через главные ворота, почему-то открытые ночью, и долго петлял по незнакомым пустым улочкам, пока наконец не набрел на широкую освещенную дорогу. Здесь он поймал машину и сказал водителю, что ему нужно добраться до Москвы и явиться для доклада в Генеральный штаб. Водитель засмеялся и отвез бравого пожарного на автобусную станцию.

На автобус, следующий из Углича до Москвы, еще оставался один непроданный билет. Автобус останавливался в Калязине всего на пять минут и отправлялся в четыре с четвертью утра. Тимонин купил билет и провел ночь на жесткой лавке среди пестрой публики: цыган, колхозников, транзитных пассажиров и мелких воришек. А утром, чувствуя себя уже вполне бодрым, забрался в автобус, занял свое место у окошка и снова, убаюканный дорогой, задремал.

Девяткин спортивным шагом обошел все палаты на втором этаже. Начал с четырнадцатой. Остановился посередине комнаты, осмотрелся по сторонам. Да, та еще картина. На кладбище или в морге куда веселее.

Замотанный бинтами труп. Руки привязаны к перекладине кровати, ноги широко раздвинуты, а между ними зияет здоровая кровоточащая дыра, на стенах везде брызги крови.

Возле подоконника стул, на котором висят старые латаные портки. Не надеясь найти в них ничего интересного, Девяткин все же обшарил карманы. В целлофановом пакетике водительские права и паспорт на имя… Девяткин даже сморгнул от неожиданности, не поверив своим глазам. Документы на имя Тимонина Леонида Степановича.

Он опустил паспорт и права в пакет, завернул пакет в сухую газету, сунул в карман куртки и вышел из палаты.

В коридоре он наклонился над трупом Нумердышева. Документов, естественно, никаких. Ружье, сумка с патронами и всякой мелочью. Ничего не забрав с собой, майор вернулся на лестницу.

Боков стоял на верхней площадке и смолил вторую сигарету подряд, стряхивая пепел на одежду. Он уже вышел из полуобморочного состояния испуга, но очухался еще не до конца.

– Ну, как дела? Что там было? – увидев Девяткина, спросил он.

– Лучше спроси о чем-нибудь другом, – поморщился майор. – Тимонина там нет. Это главное.

– А где, где же он тогда?

– Шут его знает.

– А с кем была перестрелка?

– Если бы я знал. Одного гада уложил, второй ушел, видимо, через подвал. Пошли отсюда.

Попыхивая сигаретой, Девяткин на ходу застегнул «молнию» куртки, и они вышли на улицу.

Несколько мелких групп людей, стоявших у подъезда под фонарем, сбились в одну большую кучу. Девяткин, чтобы успокоить толпу, громко объявил, что полиция ожидается с минуты на минуту. Затем зашагал к «Жигулям», на ходу кивнув Бокову:

– Садись за руль, живо!

Боков выполнил указание, завел двигатель. Девяткин, завершив туалет, занял переднее сиденье и, блаженно потянувшись, сказал:

– Ну, трогай.

– А разве вы не хотите дождаться полиции? – неподдельно удивился Боков. – Ну, дать показания?

– На хрен мне это надо? – вопросом на вопрос ответил Девяткин. – И так проблем выше крыши.

Машина проехала вахту, выкатилась с больничного двора. Темные окраинные улицы, казалось, таили в себе какую-то неосознанную опасность. Чтобы не попасть колесом в открытый колодец или колдобину, Боков сбросил скорость до тридцати километров. На пару секунд фары вырвали из темноты спину шагающего по обочине человека.

Военный офицер, с портфелем в руке. Человек в форме не оглянулся на машину. Мелькнули звездочки на погонах, красный околышек фуражки. Боков не смог разглядеть лица офицера, но его фигура, его походка показались чем-то знакомыми. И, кажется, этот портфель Боков тоже где-то раньше видел.

Тимонин? Что-то есть в нем от Тимонина. Но это, разумеется, глупости, быть того не может. Даже теоретически. На ночной улочке незнакомого городка могут встретиться разве что привидения в офицерских кителях и погонах. Боков наморщил лоб, но в его тяжелой голове мысли путались, распадались на фрагменты, бессвязные слова.

Неплохо бы спросить у офицера дорогу. Впотьмах тут ни черта не разобрать. Но возвращаться не хотелось. Уже порядочно отъехали.