* * *

Мое настроение сделалось до опасного агрессивным в те дни. Меня переполняли ярость и одиночество, целыми днями и ночами я налил по мишеням. Мои друзья опасались, что от постоянного давления и угроз мне может начисто снести крышу, и все закончится внезапной насильственной смертью. Я был вечно угрюм и при этом вооружен, и жил от одного момента к другому, на чистом адреналине, который выдаивал всеми возможными способами. Я рассматриваю фото Деборы, сделанные в то беспокойное время и думаю — да, о блядские боги, вот удружили. Этот человек наверняка безумный преступник. Они выглядят, как какой-то ужасный флэшбэк от «Сойти с ума от одной затяжки», «Креев», «Лица со Шрамом» и «Ночей Буги» в одном флаконе. От этих фото по мне до сих пор мурашки бегают.

Черт побери. Снова прикусил кончик языка! Почему? Что я такое съел вчера, что сегодня кровь хлещет из моего собственного языка? Где Перкодан? Где Анита? Что это там за шум такой в кустах? Отчего мне рвет крышу с утра до вечера?

Какое-то время эти вопросы всерьез меня занимали, но однажды все кончилось. Есть такие вопросы, по по­воду которых морочишься только до тех пор, пока не увидишь их бессмысленность... и опасно приписывать это своей разумности и рассудительности. В наши дни просто быть свободным и счастливым посреди улицы — это доказательство верха разумности.

Отчего у столь многих съехала крыша но завершении Американского Века, когда кошмарная семейка Бушей снова дорвалась до власти? Почему подскочило число самоубийств среди подростков? Может, президент — это клон? Моя машина, так случайно, не взорвется? И откуда у моей лапочки взялись все эти рас­путные татуировки по всему телу?

ПОМЕТКА РЕДАКТОРА

Минуту подождите. Перерывчик! Отчего я строчу все это на примитивной электрической пишущей машинке, вместо того, чтобы скопировать их в этом проклятом удолбанном интернете — достаточно мышью кликнуть или клавишу нажать? Я — Дебил, да? Альцгеймер все-таки добрался до меня, выходит? Что это все значит, скажи мне, Гомер?

* * *

Нуда ладно. Вернемся к нашим баранам. История Гигант­ского Дикобраза не получила продолжения. В конце концов, во избежание смертоубийства и очередных пяти лет в тюряге, я был вынужден принести в жертву мой несравненный Шмайсер Наци — я раскурочил его мощным прессом, и передал си­лам закона и порядка в большом белом пакете, наполненном ядовитой кислотой, разъедающей плоть всякого, кто к ней прикоснется.

Так все и закончилось, насколько я помню. Никто больше не вспоминал ни об автомате, ни о Дикобразе. Мой новый ассис­тент прибыл ближе к Рождеству — отрабатывать грант от Колле­джа Журналистики и Пиара при Университете Флориды. Я на­конец смог вернуться к «Песням Обреченного», книге, с которой я возился уже давно, но так и не довел даже до середины. А дэдлайн меж тем давно уже минул — настоящая агония. С ними все­гда одна и та же болезненная история...

* * *

Рождество пришло и ушло, а я все работал, как проклятый. Выпало много снега, а температура упала до 10-15 градусов ни­же нуля. Демократы проиграли очередные выборы, новым пре­зидентом снова стал Буш. Все это мы уже видели в восьмидеся­тые — тогда расхищение Казны также шло ударными темпами, а военная отрасль нарадоваться не могла на новые заказы и инве­стиции. Куда ни глянь — везде рулят недоноски, которым только дан флаг послюнявить.

Мы вторглись в ряд маленьких беззащитных стран — в Ли­ван, Гренаду и Панаму, просто для порядка, и примерно в то же время я заступил на работу в качестве ведущего колонки в San- Francisco Examiner, газете, принадлежащей Херсту; открыл для себя феминистскую порнографию и переехал в Сосалито вместе с Марией.

Дикое, безбашенное время, друзья. Прорвало все силы ада как говорит идиома... Спускаться с горных вершин всегда опас­но для меня, прямо таки Космическая проблема, однако в 80-е Сан-Франциско был самым подходящим местом для взрослых мальчиков.

Шок. В 1981-м мне исполнилось 44 года. Когда я смотрел на себя в зеркало, то видел закаленного, потрепанного ветерана не­скольких войн, прошедшего через несказанные передряги и дра­ки, не считая восьми или девяти тюрем по всему свету. Я про­скакал на диком звере Страсти через такие джунгли, кошмары и изнуряющие личные катастрофы, что чувствовал себя минимум лет на 200. Мое сердце оставалось сильным и непреклонным, но тело уже было изранено, поломано и покорежено в бесчислен­ных стычках и конфронтациях... Пережив слишком много все­го, я приобрел любопытную привычку выживать в любых ситу­ациях. Так повелось с самого начала, сколько я себя помню, и надо сказать, выживание стало моим коньком.

Так я пережил даже работу Ночным Менеджером в таком притоне разврата как Театр «О'Фаррелл» и сопряженные с ней семь арестов по обвинениям, от которых так просто не отвертишься, когда полиция следит за тобой 24 часа в сутки и всегда готова загрести тебя за такие обыденные вещи, как появление с бутылкой в общественном месте, проезд на желтый свет и нахождение в парке Золотые Ворота в голом виде без особой на то причины.

Хо-хо. Причина была, конечно. Причины, они всегда най­дутся. Даже у кровожадной семейки Мэнсона имелись свои вес­кие соображения. Они были тупыми свиньями-убийцами, с од­ной стороны, а с другой у них в распоряжении оказалось слиш­ком уж много свободного Времени, которое было некуда девать.

Моя ситуация выглядела строго противоположной. На мою долю выпало слишком уж много Действий. Меня знали как по­пулярного автора странных и брутальных сочинений, а также ведущего газетных колонок на разные, часто не соприкасающи­еся друг с другом темы, которого многие побаивались, и не без могущественных друзей в правительственных, силовых и социо-политических кругах.

Большую часть времени я был пьян, безумен и до зубов во­оружен. Люди дрожали и трепетали, когда я врывался в прилич­ное собрание и начинал что-то вопить по-немецки. Это действо­вало им на нервы... Я и Мария все больше времени проводили, укрывшись ото всех на пляже Стинсон или в парке Хардинг под покровом тумана, не брезгуя при необходимости и одиозным в отношении совершенных преступлений Муниципальным Гара­жом Сан-Бруно.

Что ни говори, то были превосходные денечки. Да, вы можете назвать их безрассудным и пугающим приключением в исполненной мрака стороне жизни, когда большую часть времени ты чувствуешь, будто тобой выстрелили из пушки, точно как в популярном фильме про Питера Нэпа. Но я не отказался бы пройти через все это снова, стопудово...

* * *

Привет, ребята! Меня зовут Марвин, и я здесь, чтобы про­дать вам эту удивительную, замечательную пишущую машинку, которая гарантированно будет служить вам так же верно, как она служила мне. Это настоящий монстр, чуваки. Писать на ней книгу — это все равно как плавать в бассейне под ЛСД-25 и вдруг почувствовать, что твои яйца в огне. Да, сэр, гарантия пожиз­ненная. Подумайте об этом, в самом деле...

Теперь позвольте задать вам небольшой вопросик, друзья, и я от всего сердца прошу вас обдумать его хорошенько, прежде чем отвечать. Это СЕРЬЕЗНО. Помните, этот вопрос вам зада­дут однажды еще раз — когда вы окажетесь лицом к лицу с ВСЕ­МОГУЩИМ БОГОМ!