написав ему на электронную почту, но ответа уже долгое время не было и не предвиделось.

— Что-то твоего отца давно не видно, Антон, — обеспокоенно произнес священник, — случилось что?

— Ага, работа и ничего кроме работы, — небрежно ответил тот.

— Ты, Антон, зла на отца не держи, может у него дела какие, может еще что приключилось. Раньше, помнится, когда я еще настоятелем в старом городском приходе был, Александр Игоревич заходил частенько, хороший человек. Каждое воскресенье на утренней службе был. Год назад обещал помочь со строительством храма… Очень о своих детях беспокоился.

Пронин задумался. После кончины матери отец уже как два года полностью углубился в работу, и незаметно для него стал христианином. Такой поворот событий вызвал у мужчины внутреннее удивление и дискомфорт. Пока он обдумывал услышанную информацию, священник успел сходить за своим рюкзаком.

— Антон? Я здесь еды немного приготовил, — простодушно улыбнулся отец Тихон, достав из рюкзака контейнер с бутербродами, — ты я смотрю, подустал чуток, на вот, подкрепись, наберись сил.

— Да я… — хотел было отказаться тот, но посмотрев в добродушные глаза своего собеседника, передумал, — да, а почему бы и нет, — и слегка улыбнулся.

— Вот и славно, — ответил довольный отец Тихон.

Пронин, находясь в небольшом замешательстве, медленно обошёл нарисованных персонажей и подошёл к входу в церковь. Двери еще не было, а потому помещение просматривалось хорошо. Оно хоть и было небольшим, но казалось просторным и уютным. Значит, мой отец православный христианин?! И, наверное, отпевание на его похоронах совершал сам отец Тихон?! Как я забыл об этом?! И по какому алгоритму они возвращаются?! Антон начал приходить в себя, все больше задумываясь о происходящем, в поисках ответов, логически сопоставляя открывшиеся в сознании факты своей прошлой жизни.

Чуть позже к Пронину пришло чувство настороженности, обеспокоенности. Как будто он скрывается, и за ним кто-то наблюдает. Антон осторожно повернулся и увидел на обочине шоссе припарковавшуюся рядом с его служебной машиной полицейскую машину. Окно двери переднего пассажирского сиденья было опущено, так что человека, осматривавшего стройку, легко было узнать. Это был не кто иной как Папа, начальник молодого Пронина. Наблюдение продлилось недолго, как только строители обратили на него внимание, он рукой подал знак своему шофёру, и машина резво сорвавшись с места, помчалась дальше по шоссе.

Вдруг отец Тихон встал, положив бутерброд на бревно, и быстро подошёл к взрослому Пронину, взяв его за плечи. Тот растерянно смотрел на него, не понимая, что происходит.

— Антон? — серьезно произнес священник.

Пронин хотел ответить, но не мог. Слова были забыты, только мычание в ответ. Отец Тихон продолжал настаивать на своем, все больше прилагая сил тряс мужчину за плечи и повторяя громко его имя. Антон пытался отстраниться, но выбраться из нечеловеческой хватки было невозможно. Вскоре от непрекращающейся тряски его начало тошнить, в горле стоял рвотный ком. Затем голос священника изменился и стал больше походить на женский. «Ирина?», — догадавшись, проговорил про себя Пронин. Но этого не может…

Глаза мужчины резко открылись, окружавший его нарисованный мир исчез. После этого Антон пару секунд находился словно в прострации, возвращаться обратно в настоящую реальность становилось все сложнее. Дальше спазмы резко усилились и он, успев, повернулся на бок, изрыгнул содержимое желудка прямо на пол. Пушкина, испугавшись, соскочила с его кровати и вызвала медсестру. Пока та убирала рвоту, друзья Пронина прибывали в замешательстве, все время, переглядываясь друг с другом.

— Антоха? Может, тебе не в эту больницу надо? — спокойно спросил его Кобелев. Поправив эластичный бинт, обматывающий его туловище он, кряхтя от боли, повернулся набок. — Странный ты в последнее время какой-то.

— Ой, заткнись, Алексей! — резко и грубо отреагировала Пушкина. — Беспокойство в нем проснулось. Помолчал бы.

— Че завелась-то? — немного осадив свое любопытство, спросил Кобелев.

Пушкина еще раз строгого посмотрела на своего коллегу и повернулась к Пронину, присев обратно на край его кровати. Ее лицо в мгновение изменилось, приобретя дружелюбную улыбку. Антон тоже немного повеселел, хоть и находился в задумчивом состоянии. Может быть, это было связанно с его снами, а может быть, от того, что его ладонь соприкоснулась с чем-то мягким, теплым и гладким. Обратив на это внимание, он обнаружил, что поглаживает колено Ирины. Смутившись, Антон убрал руку, спрятав ее под одеялом. Но девушка этого даже не заметила, и как ни в чем не бывало, продолжала смотреть на него. Расстегнув пуговицу на воротнике выданного ей белого халата, и поправив резиновые голубого цвета тапочки, она переложила ногу на ногу и искренне спросила:

— Ну, ты как?

— Как после «стрелки» по малолетке, — отшутился тот. — Ну, а ты?

— Пара синяков, да ушибов, — анализируя свое состояние, посмотрела она в окно, — врач сказал, что жить буду.

— Как здоровье, Алексей? Да ничего, нормально, только ребра сломаны, в общем, выживу. Выздоравливай, ты важный член нашей команды, от тебя многое зависит, — сам с собой громко, вслух, демонстративно разговаривал Кобелев.

— Алексей, и так видно, что с тобой все в порядке, ты ж здоровый как бык! — оценила кривляния Алексея Пушкина.

— Быку иногда тоже важно общение и забота, — обижено ответил тот и отвернулся к стенке.

— А я не твоя корова, чтобы за тобой ухаживать.

— Ну, я бы не сказал, что ты на нее похожа…

— Ребят, да хватит вам уже, — решил выступить миротворцем Пронин. — Уже прошло три дня, за нами придут со дня на день.

— Папа нам предоставил охрану, — уверенно ответила Пушкина, — вон какие «лбы» стоят в коридоре, — указала она на дверь.

— То, что мы выкрали у Генерала, стоит больших денег, — настаивал Пронин, — нам нужно приготовиться.

— Так пусть они с «Фэбосами» и разбираются, — безразлично высказался Кобелев.

— Не совсем так, — неожиданно признался Поронин, — в общем, кроме правительственной шкатулки я позаимствовал еще кое-что, информацию, напрямую касающуюся нашего дела и…

— Ты об этом не сказал Папе? — напряглась Пушкина.

— Если бы я об этом ему рассказал, то нас тут же похоронили бы. В больницу мы бы точно уже не доехали.

— Где «инфа»?

— У Ухова, он должен был спрятать ее, где мы договорились.

— Где мы договорились?! — повторил за товарищем Кобелев. — Да ты обалдел что ли, Антоха, он же…!?

— Тсс-с! — издала шипящий звук Пушкина, приложив указательный палец к своим губам. Данный жест не нуждался в объяснениях, ее товарищи мигом прервали разговор.

В палате воцарилась тишина, иногда нарушаемая звуками с улицы. Полицейские замерли и прислушались. Несколько посвистываний еле слышно раздались за дверью, затем шорканье и шепот. Наконец, в дверь постучали.

— Кто? — недовольным голосом спросила Пушкина.

— Свои! — грубо ответил мужчина за дверью.

Ирина