Намму возвращался в покои, отведенные ему в царском дворце. Он шел неспешно и величественно, стараясь не выказывать, что творилось у него на душе. Если бы он по-прежнему оставался просто Намму из Ниневии, он бы, вероятно, сейчас проклинал судьбу и рвал волосы, предчувствуя тяжкую участь. После увиденного днем на площади, как только язык у него повернулся обещать убить дракона без жезла и меча? Впрочем, чем бы ему помогли эти самые меч и жезл? Он не был ни воином, ни магом, и с этим приходилось если не мириться, то хотя бы считаться. В прежние годы ему порою доводилось пускать в ход кулаки или браться за палку, чтобы надавать по хребту обидчику, однако на этом его боевой опыт исчерпывался. Магия же и вовсе заканчивалась фокусами, перенятыми на рынке. Оставалось надеяться на бога, имя которого он так ловко придумал. Оставалось надеяться, что народу эбору и впрямь покровительствует великий Энки – родоначальник справедливости, и он не даст лишить жизни ни в чем не повинную девушку.

Намму поймал себя на том, что, размышляя о предстоящей встрече с чудищем, и думать забыл о своей участи. Как ни крути, а столкнуться с драконом ему предстоит глаза в глаза. Тут дешевыми фокусами и упованиями на милость божью не отделаться. Он судорожно начал вспоминать все, что было известно ему об этих ужасных тварях и о способах борьбы с ними.

Сведений было немного, и все они не радовали. «Зачастую дыхание чудовищ ядовито, и вокруг места обитания драконов умирает все живое, – вспоминал он. – Чешую их не пробивает стрела, и боевой молот отскакивает, точно от гранитной скалы. Правда, на черепе между рогами есть место, где, ловко ударив мечом, можно раскроить голову порождению Тиамат. И если в момент нанесения удара дракон будет еще жив, смельчак может раздобыть волшебный драконий камень, дающий тому, кто его обретет, необычайное могущество».

Впрочем, Намму не слышал, чтобы в годы его жизни кому-то это удавалось.

Драконы бывают безногие, как рогатые керасты, поджидающие добычу, глубоко упрятав тело в песок. Двуногие, к примеру, линдвормы, бегающие столь быстро, что способны догнать мчащегося верблюда, и совсем редкие четвероногие крылатые, как тот, что нынче устроил кровавую резню у стен дворца. Есть еще падальщики ухеели, но их и драконами-то можно назвать с большой натяжкой.

Некоторые чудовища имеют по нескольку голов, вроде ассирийских двухголовых, пронзающих мрак ночи светом четырех своих глаз, или же девятиглавых гидр, о которых рассказывали эллины с побережья Центрального моря.

Что же касается борьбы с драконами, здесь познания Намму ограничивались историями, услышанными в далеком детстве от старика Абодара. Тогда еще, впрочем, совсем даже не старика.

Тот рассказывал, что охотятся на драконов следующим образом: найдя логово чудища, читают перед ним охранительное заклинание, которое поднимает сильный ветер, затем начинают бить перед чудовищем по земле ветвями коралла, вызывая тем самым звук грома.

Тогда дракон, который более всего на свете боится грозы, ибо молнии убивают его, если он не успеет спрятаться под землю, спешит забраться поглубже в свое убежище, страшась высунуть оттуда голову. В этот миг вход в пещеру засыпают большими камнями так, чтобы ужасная тварь подохла там от голода. Ибо если нечего дракону пожирать, то он пожирает самого себя.

Описанный некогда Абодаром способ отличался известным остроумием, однако имел ряд недостатков.

Во-первых, Намму в жизни не встречал никого, кто бы мог на своем опыте подтвердить, что этот способ пригоден к исполнению.

Во-вторых, он понятия не имел, о каком заклятии идет речь. А в-третьих, и это он знал не понаслышке, великое множество пещер имело два и более выхода. Так что, старательно засыпая каменьями драконий лаз, можно неожиданно обнаружить разгневанного хозяина подземелья как раз у себя за спиной. Нет, этот способ не годился. Следовало измыслить какой-либо иной, более надежный.

Погруженный в эти мысли, Намму добрел до своих комнат. Один из слуг, назначенный следить за порядком в хоромах царского советника, радостно приветствовав хозяина, начал скороговоркой рассказывать ему, какие чудесные подарки были преподнесены царевичу Даниилу за время его отсутствия. Придворные низших рангов и знать, вавилонские торговцы, повинные в сегодняшнем мятеже, и благодарные эбореи несли сами или посылали слуг с дарами могущественному фавориту. Ковры, серебряная и вызолоченная посуда, перстни с лазуритом и просто мешочки монет загромождали апартаменты Даниила, превращая их в подобие склада награбленного, вроде разбойничьей пещеры.

– А это что? – Даниил указал на кувшин, стоявший посреди стола.

– Кто его знает, – растерянно развел руками слуга. – Принес тут один. Вино, должно быть.

– Вино – это хорошо, – пробормотал Намму. – Это то, что сейчас нужно.

Он взял со стола серебряный ритон, украшенный львиной головой, и поднял кувшин, спеша наполнить кубок. Расписной глиняный сосуд был закрыт куском пергамента, плотно обвязанным вокруг горлышка. Даниил слегка встряхнул кувшин.

– Это не вино! Вино булькает.

Кувшин не булькал, но был увесистым, а значит, не пустым.

«Что же это такое? – досадливо подумал Намму, развязывая узел и приподнимая пергамент. Из горловины послышалось злобное шипение. – Кобра!»

Чем больше камней брошено в пророка, тем ценнее его останки.

Из наблюдений вольного каменщика

Намму резким движением опустил перевернутый ритон на горлышко кувшина и, едва не выронив сосуд от неожиданности, с выдохом облегчения поставил его на стол. Сердце в груди стучало часто и гулко, как стучится в дверь харчевни измученный зимней непогодой путник. Стараясь перевести дух, Намму опустился на каменную скамью, продолжая завороженно глядеть на смертоносный подарок. Голос не слушался его. Из горла вырвался лишь сдавленный, кряхтящий шепот, и только руки, в безмолвии указующие на кувшин, пытались привлечь внимание единственного зрителя.

Прочитав испуг на лице господина, слуга метнулся к дверям, где стояли в карауле телохранители из отряда Кархана. Воины в темных волчьих шкурах поверх доспеха без промедления вбежали в покои Даниила, готовые поразить отточенными клинками любого притаившегося среди даров и плетеных лавок врага.

– Там кобра! – указывая на кувшин, чуть слышно прошептал царский советник. – Точно, кобра! Всякая другая змея бросается на врага прямо вперед, точно пущенная стрела, лишь кобра взмывает вверх, прежде чем ужалить.

– Они хотели убить тебя, мой господин! – проговорил один из стражников, демонстрируя чудеса сообразительности.

– Да, – подтвердил пророк, вдруг успокаиваясь от всеобщей тревоги и неспешно вставая. – Но бог сохранил мне жизнь и сделал еще сильнее, чем прежде. Ибо то, что надлежит совершить мне, не совершит никто вместо меня. А потому я благодарен тем, кто, изгнав досужие мысли из головы моей, напомнил о главном. Ненавистью своей оказали они мне услугу большую, чем иные почитанием. Ступай к Кархану и скажи, что мне к утру понадобится десяток ядовитых змей и большой горшок. Вернее, горшки.