– Так и не встречалась бы с ними – с этой золовкой, со свекровью!

– Как? А муж? Он же их любит! Он без них жить не может! А я их терпеть не могу…

– Поэтому я один. Я тоже не всех могу вынести… – согласился Феликс.

– Я ненавижу своих племянников… – продолжила Лара мстительно. – Они отвратительны, особенно мальчик.

– Чужие дети все отвратительны. Я тебя понимаю!

Они говорили наперебой, сами не заметили, как допили вино. Лара предложила выйти, прогуляться по палубе.

Они кругами ходили вдоль бортов и говорили, говорили…

Стемнело, стало совсем прохладно. Феликс рвался продолжить вечер, но Лара вдруг опомнилась, хмель куда-то испарился.

– До завтра, – быстро сказала она. – Я устала, хочу спать.

– Лара… – он схватил ее за руки.

– Нет-нет, пожалуйста, не порть этот вечер. До завтра!

Она убежала в свою каюту, умылась, залезла под одеяло. Но сон не шел, сердце колотилось, тысяча мыслей кружилась в голове. «Боже, я вела себя как дура… Несла какой-то бред про шашлыки, про «заю». Сказала, что ненавижу племянников! Зачем я это сказала? Нет, я их не ненавижу, просто они бывают иногда противные… Но это разные вещи!»

Но Лара успокаивала себя тем, что Феликс во многом с ней соглашался. По сути, они болтали как старые друзья, обо всем на свете, о том, что в голову приходило – и им обоим казалось это интересно.

С Сашей обсуждать подобные темы было невозможно. Во-первых, потому, что он любил свою родню, а во-вторых, он в принципе все эти разговоры считал «бабьими» и «пустыми».

Вот Феликс понимал Лару. Понимал, что она чувствует – потому что сам был таким же.

Они похожи.

«Неужели я нашла идеального мужчину? Того, кто мне подходит? Нет, не верю… Чудес не бывает! Но он мне нравится… Я не влюбилась, нет, но Феликс мне определенно нравится!»

Лара вертелась под одеялом с боку на бок, вздыхала.

Теплоход едва ощутимо покачивался на волнах, откуда-то из недр его глухо доносилось гудение моторов… Интересно, где они сейчас плывут?

Лара приподнялась на локте и слегка отодвинула занавеску на окне. И ахнула – там, на палубе, напротив, опершись на перила, стоял Феликс.

При свете фонарей было хорошо видно его бледное, мрачное лицо, то, как ветер развевает пряди его высветленных временем волос.

И поза Феликса, и его исступленный, фанатичный взгляд, и то, что он торчит под ее окнами, – все говорило о том, что мужчина без ума от нее, от Лары.

«И что теперь делать? – растерянно подумала Лара. – Что мне делать?!»

Она опустила угол занавески, снова легла. Она уже жалела, что убежала от Феликса. «Позвать его? Нет. Завтра… Если завтра все будет так же хорошо, то я… Это так похоже на чудо! Нежданно-негаданно я встретила родную душу…»

…Утром теплоход прибыл в Ярославль.

После завтрака все собрались на пристани, загрузились в несколько автобусов и поехали изучать древний город.

Феликс был все время рядом с Ларой. И очень трогательно ухаживал за ней. То руку подаст, то укажет, с какого места удобнее слушать экскурсовода, то принесет воды… И в этих ухаживаниях не чувствовалось ничего искусственного, чрезмерного, навязчивого. Он не стремился завоевать благорасположение Лары, он просто хотел быть с ней рядом.

Несколько часов туристы гуляли по Ярославлю, к обеду вернулись на теплоход.

* * *

Там, в Ярославле, Феликс вдруг спохватился. Собираясь в дорогу (вернее, в плавание), он даже не задумывался о подобных вещах… Любой другой мужчина, возможно, только об этом и думал бы, в одиночестве отправляясь путешествовать, но не он, не Феликс…

В маленьком магазинчике, куда он забежал за водой для Лары, Феликс купил и это. На всякий случай.

«Какая же она необыкновенная девушка… Всю жизнь искал такую. Дурак буду, если упущу!» – лихорадочно думал он.

Минут за десять до начала обеда он вышел из своей каюты, чтобы зайти за Ларой.

Постучал в дверь. Без ответа. Еще постучал. Лара ведь обещала дождаться его!

– Кто? – крикнула она наконец из-за двери.

– Лара, это я.

Тишина. Через пару мгновений щелкнул замок – это Лара приоткрыла дверь. Феликс увидел ее голое плечо, закутанное в полотенце, прядь мокрых волос, пол-лица в капельках воды.

– Феликс, иди без меня. Я еще не готова.

– Без тебя не пойду, – сказал он шепотом. – Я буду тебя здесь ждать.

Еще пару мгновений она молчала, потом приоткрыла дверь:

– Заходи… Только быстро. Я не одета.

Он скользнул в каюту, захлопнул за собой дверь.

Лара стояла перед ним, закутанная в полотенце, слегка склонив голову.

Потом сказала шепотом:

– Да.

Феликс протянул руки и стянул с нее влажное полотенце.

…За окном, за занавеской, мелькали тени – кто-то гулял по палубе. Голоса в коридоре – люди спешили на обед.

Шелест накрахмаленных простыней. Звук едва сдерживаемого дыхания. Шуршание рвущейся обертки (надо же, пригодилось – сегодня же, сразу же!).

И в этой дневной полутьме, на узкой кровати – случилось. Молча, быстро. Слишком быстро.

– Прости.

– Нет, ничего, – шепотом ответила она.

– Если бы ты знала, сколько у меня не было этого…

– Молчи, – она прижалась к его щеке теплыми, мягкими губами.

И тут с Феликсом произошло еще кое-что. Он вдруг заплакал. Стремительно, внезапно – перехватило горло, обожгло глаза… Нет, он не рыдал в полный голос, но несколько слезинок капнули Ларе на обнаженное, гладкое, горячее плечо.

Она удивленно взглянула на Феликса из-под ресниц, но не сказала ничего.

Стыд у Феликса трансформировался в агрессию, чувство собственничества – он рывком притянул к себе Лару и угрожающе произнес:

– Я тебя никому не отдам. Ты слышишь? Я тебя никому не отдам…

– А на меня еще кто-то покушается? – усмехнулась она. Кстати, склонность Лары к иронии тоже нравилась Феликсу. Обычно женщины слишком прямолинейны, буквальны и оттого пресны. Немножко перчинки никогда не помешает…

– Пусть только попробуют! Если твой бывший…

– Мой бывший никогда не вернется! – нетерпеливо перебила она. – Пусти, я встану…

Феликс разомкнул объятия. Лара, не стесняясь собственной наготы, принялась ходить по каюте – то в ванную, то обратно… Девушка приводила себя в порядок при Феликсе – а тот следил за ней внимательно, пристрастно…

Такой красивой женщины у Феликса еще никогда не было. Хотя… Первая жена тоже была стройной, и черты лица вроде правильные. Но дурной характер накладывал свой отпечаток.