Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это и вправду очень увлекательно, — Ксавье тепло улыбается и накрывает её руку своей. — Я тоже хочу объездить мир. Слушай… Если повезет, и мы выживем, давай съездим в Италию? Или еще куда-нибудь?
— Посмотрим, — уклончиво отзывается Аддамс, наколов на вилку кусочек нежнейшего мяса. Она считает совершенно нерациональным строить планы, стоя перед лицом смертельной опасности, но перспектива посетить родину Макиавелли{?}[Итальянский мыслитель и политический деятель] невольно интригует.
— Ты не отказала сразу, и это, определенно, большой успех, — его сияющая беззаботная улыбка становится шире. Ксавье мнется с минуту, прежде чем задать следующий вопрос. — А как насчет семейной жизни? Ты когда-нибудь думала об этом?
«Я никогда не полюблю, не заведу семью и не стану домохозяйкой».
Всего полгода назад эти убеждения были абсолютно непреклонны.
Но… так ли это теперь?
Взгляд угольных глаз падает на переплетение их пальцев.
Сделав вид, что тянется за бокалом, Уэнсдэй высвобождает свою руку.
— Я никогда об этом не задумывалась.
Увы, у неё не хватает силы воли ответить более категорично. Еще один кошмар, воплощенный наяву.
В ресторане прибавляется музыка, и это избавляет её от необходимости отвечать на дальнейшие неудобные вопросы.
Ксавье решительно поднимается со стула и останавливается напротив, галантно протягивая руку.
— Давай потанцуем?
— Я не танцую.
— Это неправда.
Она знает, о чем он думает.
Вспоминает Вороний бал и проводит в своей голове очередную нелепую параллель с Тайлером. Не желая лицезреть назревающую сцену необоснованной ревности, Уэнсдэй поднимается со своего места и, игнорируя протянутую ладонь, выходит на танцпол.
Звучит песня на итальянском.
Бархатный баритон оперного певца, нарастающий и замедляющийся ритм, тягучие переливы мелодии. Неплохо.
Аддамс оборачивается к Ксавье и уверенно кладет руку ему на плечо — он обнимает её за талию, притягивая чуть ближе, чем того требуют рамки приличия. Высокие каблуки немного скрадывают разницу в росте.
Катастрофически недопустимая близость его тела в очередной раз творит с ней что-то невообразимое. Сердце машинально пропускает удар, и она позволяет ему вести в танце.
И позволяет себе прикрыть глаза, вслушиваясь в слова песни.
«Гавани для поэтов, которые не записывают своих стихов. И которые часто теряют голову…»
Его теплая рука скользит чуть ниже.
Ее вдруг бросает в жар.
«Только ты можешь слышать мою душу…»
Он склоняет голову.
Губы случайно задевают её висок.
«Она — свет моего сердца. Сердца человека, который не знает, совсем не знает…»
Она открывает глаза и поднимает взгляд.
Угольная чернота против бархатной зелени. Секунда на размышления.
«Что любовь скрывает боль. Огнём, пылающим в душе…»
Уэнсдэй приподнимается на носочки.
Ксавье наклоняется ниже.
«Ангелы из глины, которые не могут летать. С душами из бумаги, которые не горят…»
Она впивается в его губы обжигающим поцелуем. И это непохоже на привычный разряд электричества. Это похоже на сокрушительный ураган последней категории, окончательно сметающий последние преграды.
Под последние аккорды чувственной мелодии Аддамс отстраняется, когда начинает буквально не хватать воздуха. Черные глаза сверкают как пламенеющие угли, пульс давно зашкаливает за сотню, а стремительно разгорающийся пожар внизу живота испепеляет все сомнения.
Кажется, она окончательно сошла с ума.
Но она не может ждать ни секунды.
— Уйдем отсюда.
И не дожидаясь ответа, она решительно тянет Ксавье к выходу из ресторана, по пути бросив на барную стойку несколько смятых купюр.
========== Часть 18 ==========
Комментарий к Часть 18
Саундтрек:
Apocalyptica feat. Brent Smith — Not Strong Enough
Приятного чтения!
Они на заднем сиденье Форда, и ей судорожно не хватает воздуха, когда его горячие губы в очередной раз смыкаются на обнаженной груди. Стекла давно запотели, в машине невыносимо жарко, но нет ни единой возможности отстраниться, чтобы открыть окно. Сокрушительное, всепоглощающее желание быть ближе — хотя ближе уже невозможно — накрывает их обоих с головой, заставляя забыть о слабых доводах разума.
Ксавье сбивчиво шепчет ей в шею какие-то бессвязные слова, которых она не понимает — грубые движения его пальцев внутри буквально парализуют сознание. Её новое черное платье давно стянуто с плеч и скомкано где-то на талии. Аддамс нетерпеливо ерзает на его коленях, её разведенные бедра дрожат все сильнее с каждой секундой. Мышцы внутри сводит тянущим спазмом в преддверии столь желанной разрядки.
Он изгибает кисть, меняя угол проникновения, и вскользь задевает особенно чувствительное место — и Уэнсдэй с громким стоном впивается ногтями в его плечи, сминая плотную ткань пиджака.
— Что же ты делаешь со мной… — голос Ксавье звучит совсем хрипло, а длинные пальцы продолжают толкаться глубже и глубже. — Черт… Ты такая красивая… Невероятная… Моя…
Между бедер все горит адским пламенем и отчаянно пульсирует. Импульсы наслаждения накатывают обжигающими волнами — настолько остро, что Уэнсдэй едва может дышать. И лишь поэтому позволяет ему шептать эти лихорадочные глупости. Плевать. Пусть говорит что угодно. Только бы не останавливался.
Где-то в бардачке надрывается её телефон, но Аддамс не обращает на это никакого внимания. Наверняка, это снова Энид — только за позавчерашний день та написала с полсотни сообщений, оставшихся без ответа. Угомонилась ближе к ночи, и то лишь потому, что вчера было полнолуние.
Уэнсдэй настойчиво принимается расстегивать его ремень, запуская тонкую руку под пояс брюк, и с приоткрытых губ Ксавье срывается глухой стон. И в ту же секунду назойливой трелью оживает уже его телефон. Похоже, неугомонная Синклер обо всем догадалась, и теперь намеревается выяснить подробности, чтобы наутро разнести новую сплетню по всему Невермору.
— Не бери, — приказным тоном чеканит Уэнсдэй, когда его рука тянется к карману.
— Вдруг что-то срочное… Надо ответить.
— Нет.
Её пальцы ложатся на напряженный член, дразняще проводят по головке, и Ксавье сдаётся. Расслабленно откидывается на сиденье и прикрывает глаза, вздрагивая от каждого движения.
Телефон умолкает, чтобы через секунду зазвонить вновь. Уэнсдэй едва не шипит от раздражения и убирает руку, вызвав у него разочарованный вздох.
— Выключи это мерзкое устройство. Немедленно.
Ксавье покорно тянется за телефоном и, взглянув на экран, зачем-то принимает звонок. Раздосадованная Аддамс закатывает глаза.
— Я перезвоню позже, — на удивление твердо произносит он, хотя рука, сжимающая проклятый айфон, заметно дрожит.
— Черт, подожди! — доносится голос Аякса на том конце трубки, и в его интонациях отчетливо угадываются нотки… паники.
Уэнсдэй вдруг напрягается, интуитивно предчувствуя неладное и склонившись ниже, прислушивается к разговору. А от следующей фразы Петрополуса у неё разом вышибает из груди весь воздух.
— Чувак… Энид пропала.
Она ведет машину на предельной скорости, ловко лавируя в потоке других автомобилей и ощущая тяжелую гнетущую досаду. Они выехали из Детройта больше
