– Круглов, это ты подстроил? – спросила Аня. – У тебя счетчик с таймером, так?

– Нет у меня никакого таймера…

– А почему тогда свет погас? – зевнула Сомёнкова.

– Это он, – негромко сказал Витька. – Это он. Он пришел.

– Кто он? – спросила девушка. – Кто? Опять Бука? Хватит. До Хеллоуина еще далеко, а костюмы я сама делаю. Это ледяной дождь наверняка, по телевизору говорили. Лед налип на провода, вот все и обрушилось.

– У тебя на все есть объяснения, – усмехнулся Круглов.

– Ладно. А какие объяснения есть у тебя? Бука? Это все твои выдумки. И книжки такой нет, между прочим, где ты ее взял?

– Есть, – возразил он. – Книжка есть, просто упоминание о ней в Интернете стерли.

– Как в Интернете можно что-то стереть? – спросила она шепотом.

– Ты не знаешь, есть такие особые программы… – Витька тоже перешел на шепот.

– Это программа выключила свет? Или Бука, демон мести?

Про демона Сомёнкова пропела зловещим голосом.

Что-то грохнуло по крыше, скатилось по железной черепице и упало на землю.

– Это… – она поморщилась.

– Это значит, что началось.

– Я погляжу, тебе совсем не страшно, – сказала Аня.

– Не страшно. Мне совсем не страшно – я ведь не один. Страшно, когда один, а так…

За окном мелькнула тень. Девушка вздрогнула.

– Кто это?

– Наверное, летучая мышь, – сказал Круглов. – Или сова. – Он хихикнул. – Или плащ. Тот самый, с дороги, – он ожил и теперь расхаживает.

– Хватит, ладно?

Витька услышал, что Сомёнкова напугана.

– Хватит дурацких шуток, – попросила она. – Знаешь, мне уже как-то не по себе…

– Ты это расскажи психологу-психопату, – усмехнулся парень. – Психологи, они…

Зазвонил Анин телефон, модная в сезоне испанская песенка про застенчивого крокодила.

– Ну вот! – сказала она. – Вот и все, протуберанец остыл. Связь появилась. Мне звонят…

Девушка приложила трубку к уху.

– Осторожно! – Круглов хотел перехватить ее руку, но не успел.

Она приложила трубку к уху.

– Да? – спросила Аня. – Говорите! Почему вы молчите? Если это глупая шутка, то…

Сомёнкова замолчала. Нос у нее задергался, затем она отдернула трубку. Ухо было красным, точно к нему прикладывали не телефон, а раскаленную сковородку. Глаза у нее скосились к переносице, она поплыла в сторону и шлепнулась бы, наверняка шлепнулась бы, но Витька успел подскочить и поймать ее.

Аня была без сознания. То есть не без сознания, а в припадке, она колотилась, дрыгала ногами, глаза уползли под лоб, рот перекосило. Кроме того, она прокусила губу и брызгалась теперь кровавой слюной. Круглов осторожно уложил ее на пол. Он никогда не имел дела с припадочными, кажется, им надо вставлять ложку в зубы – чтобы язык себе не откусили. Или чтобы он не завалился в гортань, совершенно точно парень не помнил. Попрыгал на кухню, схватил ложку. Представил, как будет вставлять ее в зубы Сомёнковой, как они начнут крошиться…

Витька открыл холодильник. Газировка. Отец любил газировку во всех ее видах, еще с детского сада. Лимонад с батоном – самое вкусное, что есть на свете, всегда говорил отец. Однажды Круглов попробовал, и его едва не стошнило. Но газировки было много.

Он схватил банку с вишневым крюшоном и вернулся в холл. Аня продолжала трястись на ковре. Это было…

Уже не страшно. Это был настоящий ужас. Левую ногу у нее начало выворачивать в колене, пальцы на руках крючились, зубы кусали язык. Лунный свет приобрел синюшный оттенок, и от этого было еще хуже. Витька приблизился, взболтал банку, дернул за язычок, в лицо Анны ударила шипящая холодная газировка. Сомёнкова попыталась увернуться, но он не отпускал ее, поливал и поливал. Аня изогнулась в последний раз и замерла.

Дышала спокойно. Глаза закрылись. Пальцы выпрямились.

– Что это было? – прошептала она.

– Не знаю, – ответил Круглов. – Ты ответила на звонок. Ты что-то услышала?

Сомёнкова села, поправила кофту.

– В чем это я? – спросила она. – Я мокрая какая-то… Ты чем меня полил? Круглов, ты дурак…

– Вишневый крюшон, – объяснил парень. – Понравилось?

– Нет.

Она стала отряхиваться и ругаться – крюшон был сладкий и липкий.

– Что ты там услышала? – повторил Витька.

– Где?

– Анна, не тупи. По телефону.

Девушка потрогала ухо, отдернула руку.

– Болит, – сказала она. – Как кислотой помазали…

– Что ты там услышала? – повторил Круглов.

– Ничего, – ответила Сомёнкова. – Там была…

Она поглядела на телефон. Лицо у нее начало скашиваться…

– Еще лимонада? – спросил Витька.

– Нет. Просто там… Я не знаю!

Аня заплакала.

– Я не знаю! – заорала она вдруг. – Не знаю! Не знаю! Не знаю!

Витька плеснул в нее остатками из банки.

Сомёнкова замолчала.

– Не знаю… – повторила она уже негромко. – Там… Убери его!

Она указала на мобильник.

Телефон продолжал лежать на ковре, погрузившись в мягкий ворс.

– Я его больше не возьму, – сказала Аня. – Не хочу…

Круглов осторожно пнул мобильник за диван. Они сидели на полу в холле, глаза привыкли к темноте, Витька оглядывал холл. Стены за эти дни промерзли окончательно, по обоям темными прожилками струился лед, отчего парню казалось, что по стенам поползли вены. Сомёнкова кашляла. У нее болело горло и голова, Круглов схромал на кухню и принес воды. Попили.

– Что делать будем? – спросила девушка. – Мне уже домой надо давно, родители меня прибьют…

– Лучше не выходить, – сказал Круглов. – Поверь, лучше отсюда не выходить.

– Почему?

– Тебе одного телефона мало?!

– Нет… – Аня потрогала ухо.

– Лучше досидеть до утра. К тому же я… – Он похлопал по ноге. – Я вряд ли далеко уйду.

Витька поднялся.

– А вообще…

Он поглядел часы с фосфорными стрелками.

– Скоро уже… – сказал он.

– Что скоро?

– Двенадцать, – Круглов указал на часы. – А потом все начнется по-настоящему.

– По-настоящему?

– Ага.

Он подал Ане руку. Она поднялась с пола.

– Я тупо устал, – сказал парень. – Очень и очень устал. Я ничего не соображаю… то есть плохо соображаю, как на морозе… Он с каждым днем подходил ближе и ближе, сегодня он будет здесь.