мало кто из состава «инвалидной роты» смотрел на странную пару братьев-лейтенантов, как первый солдат – Храпов, – с добродушным любопытством. Всё больше с хмурой досадой, мол, «путаются тут…», с недовольством: «Что им надо-то?», – но ещё чаще с егозливым пуганым нетерпением: «Ну их, бежать надо, братцы!»

Вадим с болезненной гримасой помотал головой, махнул рукой.

Кирилл нарочито звонко взвёл боёк «маузера» – по кучке конвоиров прошёл вздох ответного движения, – и сплюнул.

– Чёрт вам судья. Бог с вами…

И впрямь, недосуг становилось разбирать моральный облик конвоя, бросившего своих подопечных в виду врага. На ближнем склоне, почти не сливаясь с огненной ржавчиной сухостоя или зелёными проплешинами, уже мелькали с мышиным проворством серые фигурки.

Кирилл, отвернувшись от смятенной кучки «трусов» – в его понимании, – вскинул пистолет, пальнул в сторону преследователей.

«Чтоб помнили, у кого тут оружие. Тем более что их собственное».

Разоружённый ландвер благоразумно растворился. Зато с другой стороны, с моста, со стороны армейских сапёров, пальба затрещала с самым воинственным рвением.

– По-моему, нам пора, – пробормотал Кирилл, невольно втянув голову в плечи, когда пуля вжикнула возле плеча.

– Пэ… пора, – согласился Иванов-старший, чуть ли не силком усаживая Арину под колесо коляски. – А кэ… куда?

– Вам бы затеряться где на окраине, – вдруг снова подал голос пожилой солдат, что повстречался им первым – Храпов.

– То есть? – не сразу понял Кирилл.

– Ну, моста, выходит, один чёрт, нету, – широкой ладонью солдат махнул на реку. – Там, окромя пиявок на задницу, ловить нечего, простите, барышни. Там… – заскорузлая ладонь агитаторски указала назад, в сторону залёгших немцев. – Там, выходит, тоже германец теперь. Зато там… – Храпов отвёл руку правее.

– Что ты машешь рукавами, что Петрушка в балагане? – нахмурился Кирилл, проведя солдатскую ладонь взглядом. – Вы ж оттуда сами только вырвались?

– Да что там вырвались! – всё той же ладонью отмахнулся Храпов. – Господин капитан арестантов из теплушек взашей вытолкал, а мы за их спинами вбок айда.

– Ты что несёшь! – рявкнул на него упомянутый «пехотный капитан от кавалерии». Желваки заходили под пепельно-выбритой кожей. – Да мы с боем…

– И мэ… много немец пострелял? – с властью глухой злобы перебил его Вадим. – А-арестантов?

– Что вы за люди? – подала голос из-за его плеча Арина, распахнув влажную синеву глаз искренним недоумением. – Как не русские, честное слово. Прости, Марта… – тут же спохватилась она, заметив поджатые губы латышки.

– Со своими так никто не делает, – пожала плечами та. – Даже с преступниками.

Сказалась, наверное, странная бабья жалость народа к самому «заслуженному» каторжанину. Пусть хоть детоубийца, но если бредёт он в безымянной, кандалами звенящей, колонне – как хлебушка не подать?

Впрочем, заметно было, что до кое-кого из конвоиров только теперь, с бесхитростного пояснения многоопытного Храпова, дошло, – на какую такую «волю» вдруг, как бы сжалившись, распустил их командир арестованных. Зашевелились на макушках папахи – заскреблись в затылках вчерашние окопники. Только что «манная каша» безголосого большинства, разваренная бессмысленным подчинением, размазанная страшными обстоятельствами, стала приобретать форму глухого и пока неуверенного протеста, соображая: «Из-под ареста да в плен угодить – и то, пожалуй, шансов уцелеть у их подопечных было бы больше, чем вот так, – сразу под пули».

Не то, чтобы тогда не поняли, сразу, – некогда, да и не было нужды доходить до понимания. А так – вот тебе и глас народа с синими глазами, и голос совести с нерусским акцентом.

– Кого-то и стрельнули, – продолжал тем временем Храпов, закатив глаза, будто припоминая. – Да, больше, правда, скосил германец с пулемёта.

– Все, я сказал, разбежались! – капитан Удальцов уставился на солдата со злобным недоумением.

– Разбежались, – легко согласился Храпов. – Кто взад, а кто вперёд, в драку рванул, как тот Васька, мальчонка-морячок. А кто-то и затерялся в суматохе, спрятался, значит, – уступил солдат требовательному взгляду своего командира.

– Васька? – дёрнулся вперёд Кирилл, бесцеремонно оттолкнув молча кипящего ротмистра. – Моряк? Мальчишка?

– Вэ… – так и не выговорил Вадим.

– Морячок! – радостно ахнула Арина, сразу, как и положено романтической девице, сообразившая весь сюжет романа до конца.

– Такой баламут! – усмехнулся в рыжие усы Храпов. – Его сам генерал Печатников крестом отметил, а давеча строго наказал вернуться в Питер. В училище евойное морское. А комполка, их благородие Рагимов, даже арестовал, потому как тот всё в дивизиён к своим рвался, обратно…

– А… арестовал? – выдохнул наконец Вадим.

– Да, как арестовал? – продолжал щериться Храпов. – Велел доставить с почётом, как того офицера на гауптвахту, а того, ей-богу, хоть под замок сажай. Зевнёшь чуток, глядь, уж стрекоча задал. «Боевые товарищи», говорит, долг, понимаешь…

Братья встретились взглядом одинаково серых, одинаково радостно-недоверчивых глаз.

– Марта? – первым деятельно опомнился Кирилл. – Вы сможете спрятать Арину у каких-нибудь своих знакомых в городе?

– Да, конечно, – «весёлая вдова» уже раскидывала на кожаном сиденьице козел пышные складки своей куропачьей юбки, подбирала вожжи. И даже привычно забросила в маленький рот цветной стеклярус монпансье.

– Вы восхитительны! – хотел было щёлкнуть каблуками Кирилл, но Марта невнятно перебила его:

– Но сначала я подвезу вас хотя бы до станции, – и потянула морду коренника вправо с таким сосредоточенным усердием, что авиатору уже ничего и не осталось, как вскочить на подножку.

– Секунду, мадам. Сколько можно эти железяки возить, – он потянул брезентовый ремень верхнего «сапёрного» карабина.

– Нэ… не боишься, что они нам в спину из них же, – прошептал Вадим, кивнул на толпу конвоиров, подсобляя с другой стороны. – И пэ… пальнут?

– Нет, Вадя, кажись, теперь они команды «пли» от него не послушают, – украдкой обернулся брат на конвойную команду.

– Вы хоть поломайте их, что ли? – попросил он конвойных, сбросив охапку винтовок под ноги в солдатских обмотках, и не удержался, чтобы не добавить: – С паршивой овцы…

– Ну, зачем же ломать?

Сквозь кучку папах и фуражек – как видел их с облучка коляски Кирилл, – протолкалась вперёд мерлушковая «драгунка». Единственный в конвое «подлинный жандарм» подал голос:

– Разбирай, ребята, кто с перепугу свою потерял. Не такие уж тут все паршивцы, – проворчал он, не оборачиваясь, но явно в ответ молодому лейтенанту. – С переполоху всяко случиться может. Опять-таки на то и команда, чтобы её выполнять. Пошли, братцы, обратно, что ль? Собирать этих своих… «паршивых овец», – добавил он выразительно.

Кирилл раздумчиво поскрёб мизинцем бороздку шрама над бровью, глядя, как с воодушевлением принятого решения «манная каша» собирается к выступлению.

– Я, пожалуй, с ними пешочком пройдусь, – решил он.

Иванов (первый) без лишних слов сунул под полы шинели револьвер и, подхватив под мышку немецкую винтовку, принялся выдёргивать из других про запас обоймы с патронами.

Кирилл взглядом попросил помощи у Арины. Но той хватило только на просьбу-укоризну:

– Вадик?..

Тот даже не