Но в этот день была её смена. До начала которой оставалось всего полчаса.

Таня шагнула на улицу, и глоток свежего воздуха, бодрящий и упоительный, вернул её к жизни. Вокруг было много людей, но среди прочих фигур выделялась одна. Её невзрачные очертания Таня могла различить по отдельным приметам. Таковой была плешь, заметная только сзади. А также «бойцовская стойка», пережиток военного прошлого. Отчим хромал, его списали «в запас» из-за травмы. Возможно поэтому он и за́пил, не найдя себя на гражданке.

Леська была рядом с ним. Пребывая в мире фантазий, сестрёнка кружилась на месте, любуясь тем, как развевается юбка её сарафана. Таня приблизилась нехотя. Игнорируя отчима, она обратилась к сестре:

— Иди дневник забери! И не долго! А то опоздаешь в школу.

Он взглянул на неё исподлобья. Двумя пальцами извлёк изо рта папиросу. Фаланги были помечены буквами и вместе представляли собой имя «Боря». Своеобразная памятка на случай крайнего опьянения.

Леська вприпрыжку отправилась за дневником. И они остались один на один. Отчим молчал, глядя перед собой. Рукава его серой ветровки были небрежно завёрнуты. Но в этой небрежности не было лоска! При всей своей мощи он не был похож на породистого скакуна. Скорее на мерина, который давно потерял презентабельный вид.

Таня уже собиралась уйти, как вдруг он сказал, тоном безрадостным и почти безразличным:

— Ты думаешь, я не люблю твою мать?

Она замерла, оставив этот вопрос без ответа. Возможно, он говорил сам с собой, так как далее прозвучала ещё более неправдоподобная фраза.

— Я может быть только её и любил, — услышала Таня. Отчего-то ей стало неловко! Как будто случайно, сама того не желая, она вторглась в чужое пространство.

Он повернулся. Налитый свинцом, его взгляд прошёлся по ней сверху вниз.

— Я без неё не смогу, — хрипло выдохнул он.

Потерянный и даже какой-то жалкий, он возвышался над ней, будто каменный истукан. Таня молчала, не в силах ответить.

Отчим сгорбился, сунул руки в карманы. Лицо исказила ухмылка:

— Она упрямая, как осёл. С места не сдвинешь!

— Ослица, — поправила Таня.

Он, кажется, даже её не услышал. Посмотрел на фактурное здание, двери которого то и дело хлопали, впуская всё новых клиентов.

— Как думаешь, можно верить этим? — на манер матери он не стал называть их врачами. И эта внезапная солидарность заставила Таню задуматься.

— Можно верить, а можно не верить, — тихо сказала она.

Отчим горестно хмыкнул, и что-то совсем человеческое померещилось ей в этом вечно угрюмом лице.

— Этот крендель в очках говорил, что вроде как есть ещё шанс, — произнёс он с надеждой, — Вроде, если лечиться начать, то реально поможет.

Взгляд его вопрошал, ожидал подтверждения фактов. Но вместо этого Таня вздохнула:

— Проще осла загнать в стойло, чем заставить маму лечиться!

Он рассмеялся. Впервые за долгое время! Она и забыла, как сильно улыбка меняет лицо. И сама улыбнулась в ответ. Кажется, мамина ненависть к докторам неожиданно их помирила.

— Я попробую, — сказал он серьёзно.

И, глядя ему в глаза, Таня вдруг поняла, что это не просто слова.

Леська спрыгнула со ступеней, распугав голубей. Русые хвостики съехали на бок. Не боясь перепачкать, она уронила тяжёлый портфель на асфальт и, подбежав со спины, дёрнула Танину косу.

— Ты — козюля! — сообщила она.

— А ты — сопля! — подытожила Таня.

Сестрёнка набычилась, всем своим видом давая понять, что не оставит такой произвол безнаказанным. Мечта завладеть старым великом разбилась вдребезги о мамину непреклонность. Но она уже строила планы о том, как напакостить старшей сестре! Таня прикинула, что же на этот раз станет объектом её беспощадной фантазии?

Будучи мелюзгой, Леська опи́сала Тане постель. В отместку за то, что она отобрала игрушки. А как-то раз пустила в расход лучшую Танину майку, превратив её в платье для Барби. При этом любые проказы сходили ей с рук! В то время как Танины всегда подвергались «цензуре».

— Пошли, — отчим взъерошил Олеське волосы и, подхватив полный книжек портфель, потащил её за руку.

Сестра оглянулась и скорчила рожицу. Таня в ответ показала язык. Какой-то мужчина серьёзного вида решил, что сей жест адресован ему. Оскорблённый увиденным, он покачал головой. И Таня, пристыжено краснея, засеменила в направлении автобусной остановки.

Часть 3

Глава 23

Стекло и металл в различных вариациях дополняли друг друга. Точно на выставке, Таня шла, задрав голову кверху. Над ней парили застывшие в воздухе капельки хрусталя. Казалось, что это сосульки. Которые, ещё чуть-чуть, и пригвоздят её к полу! Таня ускорила шаг, не выпуская перила из рук.

Пол расплывался перед глазами. Как будто вместо твёрдой субстанции под ногами была разлита вязкая жидкость. Наступи и утонешь! Таня сощурилась, в попытках сфокусировать взгляд на чем-то конкретном. Например, на мужчине, одетом в чёрное. Из всей однотонной массы, избравшей в качестве наряда гамму серых тонов, он был самым заметным. Она покачнулась, поправила съехавшую с плеча лямку коктейльного платья. Выпустила из рук спасительный поручень и уверенно зашагала в сторону одиноко стоящего столика.

В пределах нарядного холла таких «островков» было несколько. И каждый был призван продемонстрировать гостям все разнообразие заморских деликатесов. По аналогии с компасом, в западной части стояли представители континентальной кухни: от немецких колбасок на гриле до испанских бурито. В восточной части красовались азиатские разносолы: начиная японскими роллами, и заканчивая тайскими шашлычками. Северную часть облюбовали шедевры нордической кухни: строганина, селёдка и черный хлеб. А на юге просторного зала разместились изыски южан, в массе своей это были кухни народов Латинской Америки.

То же касалось напитков, многообразие которых шло вразрез с возможностями организма. Таня старалась испробовать всего понемногу. Когда ещё выпадет шанс оказаться в таком злачном месте? Но даже при наличии сытной закуски она умудрилась напиться! И теперь главной задачей на оставшийся вечер было — идти не шатаясь. По сути, ни одно из условий их устного договора нарушено не было. Она вела себя целомудренно, в глаза не бросалась, и по первому зову возникала рядом с «хозяином». Он не сказал ей о нормах спиртного. Вероятно, не думал о том, что эта норма у Тани отсутствует.

Цель, которой являлась спина незнакомца, была достигнута. И, с облегчением выдохнув, Таня вцепилась в крепкий угол фуршетного столика. Судя по разнообразию видов оливок, её скромный «баркас» причалил к «берегу» Средиземноморья. Держа Рогозина в поле зрения, Таня не с первого раза, но всё-таки примостилась на барный стул. Она закинула ногу на ногу, ощущая, как свежий мозоль между пальцев